Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По каменным, идеально ровным ступенькам бригадир поднялся к следующей двери, открыл ее, и мы оказались в просторном и совершенно сухом коридоре, откуда свернули в боковое помещение.
Пол здесь был гладким. Невероятно гладким. Я даже присел, чтобы ощупать его рукой. Кажется, это кафельная плитка… И на стенах плитка – правда, высотой в человеческий рост; дальше – голый железобетон. Голый, но такой теплый и уютный. Правда, он чуть-чуть сыроват, но тем приятней будет приложить к нему гниющую щеку…
Я знал, что такое мебель, но никогда ее не видел. А здесь на кафельном полу стоял стеклянный шкаф, где лежали какие-то пакеты, стояли пузырьки, стол, стул, деревянная кушетка, две поставленные одна на другую койки.
– Нравится? – спросил бригадир.
Он действительно божий пророк, если знает, что мне здесь должно понравиться. Как здесь тепло и сухо, какие гладкие пол и стены, а мебель!
Я сел на кушетку, но вдруг испуганно вскочил. Имел ли я право марать своим грязным телом эту божественную чистоту?.. Что, если это и есть тот рай, о котором говорил нам наш великий господин? Все, что я видел прежде, не настоящий рай, а это – настоящее царствие подземное! Может, всю свою жизнь я пробивался к нему с киркой в руках…
– Сиди, сиди!
– А-а… Хрр…
– Можно, можно…
Он действительно божий человек, если знает наш бессловесный язык. Значит, если он разрешает, я могу сесть на кушетку…
Кстати, откуда я знаю, что этот предмет называется кушетка?.. Ну да, это знания из прошлой жизни. Значит, в предыдущем своем воплощении мне приходилось сидеть на кушетках. И даже лежать на них…
Да, да, под потолком мягко жужжала неоновая лампа, я лежал на кушетке в майке и брюках, а немолодая уже, но симпатичная женщина прилепляла к моей груди какие-то присоски, крепила к рукам проводки… Кажется, так проверяли работу сердца.
В прошлой жизни я жил в мире, где люди часто болели. Но это их съедали изнутри совершенные ими грехи. А как можно было не грешить, когда мы жили, как животные…
Я лег на кушетку и вдруг понял, что засыпаю.
– Ы-ы-ы! – испуганно вскочил я на ноги.
– Что такое? – спросил бригадир.
Он стоял спиной ко мне и копался в шкафу.
– У-у-у!
– Ты прав, братишка, команды спать не было.
Именно этого я и боялся, именно потому и стоял сейчас на ногах.
– Хрр…
– Нормально все. Я никому ничего не скажу.
Бригадир прощал меня. Вот это радость!
– Ы-а-а!
– Я бы разрешил тебе поспать, да только идти надо. Здесь много интересного, но думаю, нам ничего не понадобится…
Он снова повел меня за собой, и по коридору мы вышли в столь просторное помещение, что я не видел стен впереди и справа от себя. Все помещение было заставлено длинными и широкими скамейками без спинок. На этих скамейках люди могли сидеть и спать, пережидая… А что они должны были пережидать?
– Давай, давай! – подгонял меня бригадир.
Он тоже неплохо видел в темноте, но все же подсвечивал себе путь фонарем. Мы вошли в помещение, с правой стороны которого тянулись душевые кабинки. Да, здесь люди смывали с себя грехи. Верней, они думали, что смывают их… На самом же деле от скверны их очищала смерть.
Мы вышли к железной двери, бригадир осветил ее фонариком, взялся за вентиль на ней, но не смог провернуть его.
– Черт! Черт! – выругался он.
– Ы-ы-ы! – возмущенно протянул я.
– Черт за этой дверью сидит!
– У-у! – ужаснулся я.
– За хвост его поймать надо.
– Ы-ы!
Интересно, на кой сдался ему страшный отвратительный черт?
– Господин приказал нам поймать его!
– О-о-о!
Моя святая обязанность – служить моему господину. Его святая воля – закон для меня. И если ему нужен черт, я разобьюсь в кровь, но ухвачу это дьявольское отродье за хвост.
С киркой я не расставался ни при каких обстоятельствах. Земляное небо будет рушиться на меня, пол провалится под ногами, но я все равно не брошу ее. Потому что в ней заключена моя жизнь, как смерть Кощея в иголке… Кстати, кто такой Кощей?
Этот вопрос едва мелькнул в моем бездонном и гулком сознании, поэтому я не стал искать на него ответ.
Бамц! Бамц!.. Я ударил по двери раз-другой, но бригадир остановил меня.
– Сюда бесполезно! Давай сюда!
Он показал мне на место в железобетонной стене, куда нужно было бить, и я принялся за работу.
Я смог отколоть с десяток-другой маленьких кусков, пока не уперся в железные прутья арматуры.
– Здесь отбойный молоток нужен. И болгарка… – невесело сказал бригадир. – А еще лучше два кило тротила… Они такую дверь взорвали. И начался кошмар… Помнишь, как мы помогли Нине убежать?
– У-у!
Я не понимал, о чем он говорит. Какой кошмар? Какая Нина?
– Не помнишь. Ничего не помнишь. Они стерли твою память… И мне хотели стереть. Но я умный, я с техникой на «ты». Если меня стереть, кто головой работать будет? А там компьютеры, это тебе не киркой махать… Говорю, говорю, а ты ничего не понимаешь, садовая твоя башка!
Я действительно не понимал его. Но все-таки кое-какие выводы сделал. Что-то нечисто с ним. Что-то не так в его поведении… Но может, это его сам черт за язык тянет? Спрятался за дверью и заставляет его городить какую-то чушь.
А дверь чертовски крепкая. Именно поэтому черт за ней и спрятался…
– Ничего мы не сделаем… Не выйти нам отсюда. Ничего, что-нибудь придумаем… Пошли!
Мы повернули обратно, зашли в комнату, где я едва не заснул на кушетке; бригадир взял из стеклянного шкафа несколько пакетов и склянок, сунул их в сумку, что висела у него на боку. Затем мы вернулись в помещение, где на трубах стояли воздушные фильтры. Бригадир достал из сумки гаечные ключи, открутил большую прямоугольную трубу, сбросил ее в воду и посветил фонариком на образовавшееся отверстие в стене, куда я мог бы забраться.
– Лезь туда. И сиди там молча. Можешь спать.
Я забрался на крайнюю бочку, с трудом, но все-таки перекочевал с нее в вентиляционную шахту. Там было тесно, не развернуться, зато тихо и спокойно. Так тепло и уютно, что я навсегда бы здесь остался. И спать можно…
Я уже засыпал, когда кто-то толкнул меня в пятку. Это бригадир требовал, чтобы я продвинулся дальше и освободил ему место.
– Ы-ы!
Я выполнил его приказ и пополз дальше, до поворота влево. Здесь бы и остановиться, но бригадир толкал меня дальше. Видимо, он решил через этот вентиляционный канал добраться до самого черта.