Прошло много времени, а Винсент все шел. Наконец он прибыл к странному месту – здесь русло серебряной реки под прямым углом пересекалось другим руслом… или река весьма странным образом разделялась на три рукава. Из дна на месте пересечения острым клыком торчал черный обелиск, на котором чем-то вроде перламутра был выложен незнакомый Ратленду знак. Обтекая обелиск, густая река практически иссякала – на три полноценных потока ее было недостаточно, и выглядело это печально. Возле перекрестья рек имелась небольшая треугольная площадь, обрамленная фонарями, мерцавшими зеленым светом.

На площади кто-то был. Самозваный принц вздохнул и быстрым шагом приблизился к группе, расположившейся прямо над слиянием рек. При его приближении группа рассыпалась и окружила его. Это были, конечно, гипты, только одетые в тяжелые мрачные доспехи, и в шлеме у каждого на голове горел прозрачный желтый камень. Явление «принца Руни» они отметили неуютным поеживанием и перекладыванием оружия. Никто не поднял на него глаз и не сказал ни слова. Прямо перед пришельцем снова стоял Дэньярри, повелитель Тирда. Теперь на нем практически не осталось каменных пластин – он почти полностью состоял из плоти и был похож на страшноватого карлика с огромными запавшими глазами и отсутствующим носом. Говорил Дэньярри одышливо и тяжело.

– Ты вернулся, самозванец? – сказал он с неприятным хрустящим клекотом. – Я уж и не надеялся, что дождусь тебя. Удивительно, что ты с такой легкостью нашел нас. Сегодня моя последняя добыча.

Царь протянул вперед руку, в которой лежал маленький и довольно жалкий блестящий камушек, затем откашлялся и выкинул камушек за спину.

– Я прекращаюсь, и Тирд распадается на семьи, – продолжал Дэньярри, – за это мы можем благодарить тебя. Нунлиграну больше не быть столицей.

– Сколько прошло времени? – поинтересовался Винсент, ничуть не тронутый страданиями гиптского племени. Ориентироваться во времени будет полезно для будущих походов.

– Тебе не понять, – отвечал Дэньярри равнодушно, – потому что ты меришь время не так, как мы: мы отмеряем промежутки от окончания одной великой работы до другой. Но «кольцо времени», – он махнул рукой куда-то вдаль, где лжепринц, приглядевшись, увидел округлую инсталляцию, полную песка, – откатило совсем немного лет. Просто силы горы иссякли из-за тебя, и то же произошло со мною.

– Когда мы разговаривали в прошлый раз, ты неплохо ориентировался в общепринятой системе счисления, – заметил Винсент.

– То было раньше, – сказал Дэньярри. – Теперь алмаз в моей голове потух, и у меня больше нет сил. Как ты нашел нас?

– У вас тут много золота и блестящих камней, пройти мимо было тяжело, – ответил Винсент с легкомысленностью, которой не чувствовал. И вдруг его осенило.

– Где твоя дочь? – спросил он.

– Теперь она в Нунлигране, – ответил Дэньярри, – здесь полегче дышится. Ты наказал перевести ее к морю, но все теплые моря заняты врагами. Я решил, что на берегу реки ей будет лучше. Она все никак не умрет.

– Вели доставить ее сюда.

– Нет, – отрезал Дэньярри. – Все будет иначе. Сделайте, чтоб он прекратился, – повелел он своим подданным с совершеннейшим отсутствием эмоций – как камень… которым он и являлся большую часть жизни. Гипты сдвинулись и подняли топоры.

Тогда Винсент достал Абху из кармана и для пущего эффекта поднял ее над головой, как Данко собственное сердце. Золотое сияние Матери облило его и окутало гиптов ласковым облаком. Дэньярри начал что-то бормотать, и все гипты вокруг него тоже забормотали. Звук этот был неожиданно мелодичен и ритмичен, но представить себе, что производят его глотки живых существ, было чрезвычайно сложно. «Абха! – звали гипты все громче и громче, – мать золота, поющая ему, пой с ним, пой нам, – Абха, Абха, раскрой рукава правды!»

И Абха раскрыла рукава правды, и Винсент Ратленд, лжепринц Руни, самозваный представитель справедливого народа, прославленный органист и дирижер, оксфордский аспирант и историк искусств, в свободное время сотрудничавший с тайным европейским советом посвященных, услышал то, что, должно быть, слышали те несчастные, кому доводилось причаститься его настоящей музыки. Это было огромно, изначально и непонятно: в звуках этих и пении происходило что-то болезненное для него и одновременно на очень, очень далеком уровне… правильное, как будто древние боги элементов договаривались о том, как им расположиться в земной коре, как будто тектонические плиты прилаживались друг к другу, чтоб сформировать первые континенты.

Когда мать золота допела, Дэньярри взял ее у лжепринца и спустился в пустой средний рукав реки по ступеням весьма торжественного вида. Винсент уже догадался, что последует за этим, и действительно: дружина горного царя спустилась следом за ним. Дэньярри прижал Абху к груди и, недолго поколебавшись, вступил в течение расплавленного серебра, а его воины последовали за ним нерушимым клином. Ни звука не донеслось до пришельца – только клубы дыма обозначили то место, где мучительно расплавился верховный гипт со своей гвардией.

– Зачем он спалил Абху? – пробормотал Винсент, как видим, снова не особенно впечатленный страшной картиной массового самосожжения.

Прошло совсем немного времени, и второе русло, коротко осветившись, заполнилось расплавленным золотом. Раскаленная желтая река наполнила ложе и последовала своим курсом, ничуть не мешая реке белой делать так же. Золото волновалось, как вода, образовывало на поверхности волнышки и водовороты, – оно было живым. Винсент был глубоко равнодушен к нему (испытывая уважение к солнечному металлу за многие свойства, как химические, так и культурно-исторические, он не любил его за грязь: никто не поручится, что в золотой корпус ваших любимых часов на цепочке не вплавлена зубная коронка какого-нибудь ограбленного мертвеца), но ничего подобного ему наблюдать не приходилось. Наступила кульминация: по телу черного обелиска опоясывающей спиралью пробежала тонкая молния, коротким пунктиром ударила в небосвод города… и тот озарился сиянием бесчисленных алых звезд.

Ратленд, в первый и последний раз увидевший рубиновое небо Нунлиграна, покачал головой и улыбнулся.

– Nigredo, albedo, – сказал он, – но rubedo невозможно без citrinitas[132], которое я у них украл.

Пора было идти. Вопреки ожиданиям, гипты не «высыпали на улицы» в торжественной процессии по поводу зажжения рубиновых звезд и прощания с правителем, только около некоторых домов появились одинокие фигуры. Где же найти принцессу? Винсент задумался. Очевидно, слияние белой и желтой рек имело для гиптов сакральное значение, и логично было предположить, что дом правителя находится неподалеку. Он огляделся. Поначалу ничто не привлекло его внимания, но, обшарив местность взглядом второй раз, он обратил внимание на невысокий дом, сложенный из длинных некрашеных бревен. «Дерево, – сказал он себе, – конечно же дерево: доставить его сюда должно быть куда сложнее, чем добывать камни в тысячах шахт!»