– Да так, из кожицы, – снова ухмыльнулся Клеарх.

Тоже отпив, он со смаком отер губы.

– Оронт, скажу я тебе, в самом деле вел за собою людей. Я знаю, он был в родстве с одним из ваших знатных семейств. Но возвысился он не из-за этого, а потому, что был быстр умом и хваток. А за такими как раз и идут.

– Ты поэтому ему и поклонился? – задал вопрос Кир.

– А, ты заметил? Нет, великий. Я просто отдал ему честь за то, как он встретил смерть. Ту весть он принял как спартанец. Свойство в людях довольно редкое. Бывает, что и у нас взрослые мужчины сетуют эфорам на то, что их укусила чья-то собака. Как дети! Мы здесь воины, великий. Каждый из нас понимает, что завтрашний день для него может оказаться последним. Или послезавтрашний. Солдату совсем неподвластно время или то, когда и где он умрет. Он волен лишь избрать, каким образом ему принять свою смерть.

Какое-то время оба сидели молча, передавая друг другу фляжку, пока она не опустела. Жжение в горле ослабло, став даже приятным.

– А остальные?

– Остальные считали, что выполняют твои указы. Я бы сказал, не больше и не меньше. Кто-то учится чтению, овладевает грамотой – я не думаю, что это врожденное наше стремление. Большинство же желает, чтобы их вели. Они мало что просят от жизни, кроме пищи, вина и тепла – ну а затем еще детей и крова. Они не хотят на развилках пути решать, куда им двигаться. Не хотят, чтобы и другие донимали их своими криками «на запад или на восток?», «жить или умирать?». Эти решения они оставляют жестким и одиноким людям вроде тебя, великий.

– Или таким, как ты, – зачарованно отозвался Кир.

– Ну, я сын Лакедемона. У меня серебряный череп, а вместо крови в жилах расплавленная бронза. Я ходил улицами Спарты и вкушал воду Эврота, что струится по жарким солнечным долам. Стоя на акрополе Спарты, я кричал в рассветное небо свое взрослое имя.

Говоря это, он улыбался. При этом от его слов веяло спокойной устоявшейся силой – как на каком-нибудь ритуале, от которого душу пробирают бередящие волны испуга и одновременно радости.

Неожиданно Клеарх зевнул и длинно потянулся. Поглядев на звезды, он встряхнул головой.

– Вот уж и ночи недолго осталось. Поутру, великий, я вышлю вперед молодцов на конях. Так что всех вражьих лазутчиков мы найдем и перевешаем. А если отыщем армию твоего брата, так порубим ее на куски. За тем мы сюда, собственно, и явились. Оронту надо было еще чуток повременить.

Царевич поднялся на ноги, приободренный выпитым и тем, что услышал от спартанца. Склонив перед Клеархом голову примерно так, как тот сделал перед Оронтом, он побрел по песчаным наносам туда, где под звездами его дожидался шатер с походным ложем и одеялом.

Встал и Клеарх, потягиваясь и глядя царевичу вслед, пока тот не скрылся из виду. К этому молодому человеку спартанец испытывал живую симпатию, при всех его сомнениях, угрызениях и нужде в подбадривании. Царь из него выйдет замечательный, если только боги соблаговолят возвести его на трон.

Сигнальные рога протрубили еще затемно. Всклокоченные солдаты выкатывались из своих одеял и палаток, мутно озираясь и привычно хватая свои мечи и щиты. Слышался перестук копыт и конское ржание, которым вторили своим ревом командиры, созывая людей в строй. Надеть поножи и наручи получалось не сразу, как ни пыхти. Люди сидели кучками, возясь с узлами и ремнями. Внезапного вражьего броска вроде не намечалось. Между сидящими расхаживали десятники и сотники, поторапливая и напоминая как следует зашнуровывать обувь и плотно надевать шлемы. Начальственное рыканье было почти родным, знакомым, а потому даже успокаивало. Разброд и хаос, несомненно, где-то существовали, но только не в этих рядах. Может, это была лишь очередная проверка навыков, непременно по указу того главного спартанца, который будто черпал удовольствие во всем этом натаскивании, вместо того чтобы дать умаянным спокойно спать.

Воины заученно, без паники строились в квадраты, с перекличками в темноте каждого полка: «Равняться по Деметрию из Афин!», «Первая четверка, выстраиваться у знамени!».

Полковые командиры зычно выкликали своих людей по именам и званиям, ставя их на места, выученные за месяцы наизусть. Все это занимало время, хотя, казалось, длилось всего-то секунды. С хрипловатыми возгласами прощания и пожеланиями удачи откочевывали назад те, кто не в войске, оставляя своих возлюбленных, друзей и хозяев. Воины Эллады и Персии оставались одни на гигантской дуге, незримо прочерченной в песках. Рога замерли вдали, построение было завершено. Войско стояло без разговоров, но отнюдь не в тишине. Поскрипыванье кожи, нервное постукивание ладоней по щитам, тихий скрежет несмазанных доспехов, высушенных зноем и песком, – все это создавало в пустыне глухой шум, как будто где-то во мраке пробудилось громадное темное чудище из чешуйчатой бронзы и сейчас грузно шевелилось, готовясь к титанической схватке.

Более опытные оружия пока не вынимали, хотя ладони непроизвольно сжимались и разжимались, с верным клинком чувствуя себя более надежно. Если сегодня предстоит сеча, в ход пойдут любые уловки, чтобы с восходом солнца беречь крупицы сил. Вот где по-настоящему надо будет страшиться безжалостного, иссушающего зноя.

Все воины в походе стали смуглее, чем у себя в Сардах или Элладе, хотя некоторые все еще облезали лоскутьями в тех местах, где их до костей пропекало солнце. Остальные на скудном рационе отощали, а кожа на них превратилась в шкуру из-за терки песка и полчищ гнуса.

Идя за сыном царя, они проделали долгий путь. Многие сейчас были взвинчены, но на них успокаивающе воздействовали близстоящие; вместе они выжидали, что же было причиной того тревожного рева рогов. Сотни просили милости у богов, касаясь своих взятых из дома амулетов и оберегов, украдкой поднося их к губам с нашептываньем невнятных молитв. Затем миновало и это. Все мочились книзу в песок – напористо, яростно, так что кверху шли клубы пара.

Над полками вразнобой всколыхивались стяги, которые развертывали отроки из лагеря, несущие тяжелые шесты с великой гордостью. Там, где стояли эллины, колыхались крылатый Пегас, бык, сова и спартанская лямбда. Персидские полки стояли подо львом, соколом, грифоном и солнышком. По зову солдат мальчики приносили из лагеря воду или сновали туда-сюда за какими-нибудь забытыми принадлежностями, насчет которых в полку только сейчас спохватились. На бегу мальчуганы перекликались своими резкими, по-птичьи высокими голосами, но они тут же понижались до шепота, стоило им очутиться меж рядами готовых к битве людей. Присутствие войска под призрачным звездным светом вселяло боязливое благоговение.

На востоке затлела бледная полоска зари, принося с собой спокойное, еще по-утреннему тихое дуновение ветерка, которому предстояло сдуть занавес ночи. В нарождающемся свете смутно проступили очертания войска Кира. Воинство стояло, подняв лица к востоку, где солнечный восход готовился сжечь все детские ночные страхи. Люди стояли, созерцая полоску зари в ожидании первого тепла на коже, знаменующего конец слепоты мрака, когда каждый держится в одиночку, согреваемый лишь чувством близости к товарищам.