От края нас отделяли хлипкие с виду каменные перила. Я не рискнула заглядывать слишком далеко, чтобы не вывалиться с сумасшедшей высоты, но даже с того места, где мы стояли, открывался невероятный вид на Стикс, уходящий куда-то вдаль, и Мортрум, с такого расстояния казавшийся мелкой помехой в идеальной линии горизонта. Серые облака можно было потрогать рукой, они проносились совсем рядом.

А еще в Виртруме – в открытых частях – был сумасшедший ветер.

Мне пришлось крепко сжимать руку Евы, когда мы шли ко входу, чтобы не потерять равновесие. А вот арахна, казалось, вообще не замечала буйства стихии.

Массивные высокие двери открылись, когда мы подошли, и тут же, едва мы переступили порог, захлопнулись, отрезав от завывания ветра. В огромном зале, казалось, мы были одни. Я завороженно рассматривала просторное светлое помещение, в центре которого возвышалась статуя кастодиометра, на одной чаше весов которого стояла девушка в длинном одеянии, на другой – покрытый лесами остров. Мастер с любовью и тщательностью поработал над каждым сантиметром скульптуры, уделив внимание всем складкам, изгибам и линиям девушки и острова.

– Символ равновесия. Жизненная энергия душ на одной чаше весов и энергия мира – на другой, – объяснила Ева.

«Символ лицемерия», – подумала я, но промолчала. Первое, что притягивало взгляд в любом кастодиометре, – камень в когтистой руке. Даже здесь, в статуе, камень сиял алым светом. И что-то мне подсказывало, в нем тоже была заточена какая-то особенно темная душа.

Мне хотелось спросить, чего мы ждем, но Ева была погружена в размышления настолько, что не замечала ничего вокруг. Лишь когда раздались шаги и к нам вышел мужчина в серой мантии, Ева оживилась.

– Рори, как давно я тебя не видела! – воскликнула арахна.

Ей пришлось наклониться, чтобы обнять его. Рори показался мне вполне приветливым мужчиной, эдаким добродушным почтальоном с густыми седыми усами.

– Ева, дорогая, ты прекраснее с каждым днем.

Он повернулся ко мне.

– Вы, должно быть, страж Даркблум.

– Аида, – представилась я и пожала предложенную руку.

– Наслышан. И как же новенькой душе удалось получить место напарника Дэваля Грейва?

– Если честно – то в наказание.

Рори с удовольствием расхохотался.

– Хоть кто-то осмелился вслух сказать, что страж Грейв – сущее наказание. Что ж, идемте, суд уже начался, но, думаю, они провозятся с предварительными слушаниями еще несколько часов. Однако стоит быть наготове. Ты объяснила Аиде, что от нее требуется?

Ева кивнула.

– Она все поняла и не доставит хлопот, я за нее ручаюсь.

Тут-то и стало страшно. Ева оказалась, в сущности, очень даже приятной дамой. Не хотелось бы заставить ее краснеть, а в том, что я могу это организовать одной левой, даже не заметив, сомневаться не приходилось.

– Тогда оставлю вас, у меня через час заседание. Услышите свое имя, Аида, входите.

Рори покинул нас возле одной из многочисленных дверей Виртрума. «Судебный зал 9» – гласила табличка. Других опознавательных знаков не было. Как и других участников процесса, судей, да и вообще кого бы то ни было.

– А где все? – спросила я. – Разве город не должен кишеть судьями, душами и проводниками?

– Виртрум разделен на две части. Первая – жилая. Очень похожа на Мортрум, с той лишь разницей, что жители Виртрума нечасто выходят на улицу. В ту часть доступ строго запрещен. Судьи могут общаться лишь друг с другом. В этой части идут заседания, расписание стараются составлять так, чтобы снизить вероятность посторонних контактов. Виртрум – магический город. Здесь тысячи входов, коридоров и залов. В день проходит не так уж много процессов, чтобы была суета.

– Продумано до мелочей. А как становятся судьями?

– В основном судьи – иные. Но иногда души с обостренным чувством справедливости, те, чьи поступки были продиктованы не личной выгодой, а желанием добиться торжества правды, отправляются в Виртрум.

– Хелен бы, наверное, оказалась именно здесь, – вздохнула я. – Вот уж кто любит, чтобы все было по справедливости.

Ева улыбнулась.

– Вообще, если бы ты не была такой вспыльчивой, я бы поставила на Виртрум, а не на Мортрум. Ты все время ищешь в нашем мире какую-то справедливость. Даже сейчас думаешь не о том, кто тебе дороже – Харриет или Шарлотта, – а кто больше заслуживает прощения. Ты была бы хорошим судьей.

– Это вряд ли. Моя справедливость все время разбивается о вашу реальность.

– Быть судьей сложнее, чем кажется. Вот что я скажу. Прежде чем ты войдешь в зал, ответь мне на вопрос, Аида. Отвечай честно.

Она посмотрела на меня так, словно подозревала в чем-то нехорошем. За несколько секунд я успела прокрутить в голове все, что сделала в последние сутки, не нашла ничего незаконного и выдохнула. И уж точно я не ожидала, что Ева спросит:

– Что происходит между тобой и Дэвалем?

Открыв было рот, чтобы произнести привычное «ничего, что между нами может происходить?», я поняла, что не могу издать ни звука, как будто невидимая рука сдавила горло. Ощущение нехватки воздуха исчезло лишь в тот миг, когда я со слезами на глазах поняла, что придется сказать Еве правду.

Но она не стала дожидаться постыдного признания.

– Ты на собственном опыте только что почувствовала, что будет, если попытаешься солгать. Любой судья, как ты понимаешь, немедленно поймет, что ты собиралась сделать. Поэтому очень не рекомендую полагаться на силу, доставшуюся от отца. Виртрум – целиком и полностью мое детище, а Вельзевул, хоть и очень сильный, все же иной.

А если вспомнить ее рассказ, то иных Ева и Лилит создали в попытках восстановить баланс душ в Пангее. Доходчиво.

– Я поняла.

– Вот и молодец. Допускаю, что пожалею об этом, но вынуждена тебя оставить. Скоро слушание Олив Меннинг.

– Вы расскажете о том, чем все закончилось? – спросила я. – Без подробностей. Просто… что с ней будет потом?

Придется ли мне терпеть Олив в Мортруме вечность или есть шанс, что зарабатывать право на Элизиум заклятая подруга будет вне моей видимости.

– Постараюсь. Удачи, Аида. Какое решение бы ты ни приняла, надеюсь, оно тебя не разочарует. Увидимся после слушания.

С цоканьем, которое теперь уже и не казалось таким жутким, Ева скрылась в недрах Виртрума, и я вдруг поняла, что понятия не имею, как возвращаться обратно. Оставалось только надеяться, что к моменту, когда меня выпустят, Ева вернется.

А ведь впереди еще спуск по ее паутине. Дорогу наверх я пережила лишь потому, что крепко зажмурилась, старалась не думать о том, что сижу на брюшке паучихи, и клялась, что лучше, как и Вельзевул, всю жизнь проживу возле Предела в гордом одиночестве, чем еще раз отправлюсь в Виртрум. Так что я даже не видела, как именно Ева взбиралась наверх. И не хочу видеть, как будет спускаться.

Оглушить бессмертную арахну из глубин вселенной визгом – это же не самый серьезный проступок в мире мертвых?

– Страж Аида Даркблум, –