кристаллографии. Старайся как можно чаще прибегать к наглядным пособиям и моделям. Пространственное воображение, трехмерное у человека на настоящей стадии развития, очень слабо, а при непривычке представлять себе пространственные образы часто просто отказывается работать. Можно быть совсем неглупым — и все же не владеть представлением пространственных образов. Поэтому необходимо помогать здесь моделями…»

«Дорогая Тика, в Лаборатории, где я живу теперь, много интересных для тебя обитателей. Прежде всего кролики, их 12. Большинство их живёт на чердаке и возится там с таким шумом, словно люди. Самый большой из них — тёмно-серый, совсем как заяц и называется Зайчиком. Через каждые 10 дней его взвешивают на весах, таких, как бывают в лавках. На чашке весов он сидит смирно и вообще людей, кажется, нисколько не боится…»

Чувствуется, как через переписку Флоренский ободрялся, как черпал в ней силы. Выживал благодаря тому, что знал: есть куда возвращаться, есть дом — остров спасения посреди житейских бурь. Там держат духовную оборону. Там жена, дети, тёща, там супруга старшего сына, там младенец-внук — все стоят друг за друга, все едины. «Детей, если бы и хотел, не могу воспринимать извне. Вот почему, когда говорят, „много ли детей?“ или „сколько детей?“, я не знаю, что ответить… своих детей я воспринимаю настолько изнутри, каждого как качественно отличного от другого, что не могу считать и не могу сказать, много ли их или мало. „Сколько“ и „много“ возникает там, где единицы заменимы… А каждый из детей незаменим и единствен, и потому их не много и не мало, им нет счёту», — писал отец Павел жене за год до смерти.

Дом всегда мыслился отцом Павлом как цитадель, как семейная крепость. Оттого в 1918–1919 годах часто тревожили жуткие сны об утрате жилища и разлуке с родными. Флоренский видел себя поседевшим Одиссеем, одряхлевшим стариком, вернувшимся в Посад через полвека после долгих мытарств. А город оказывался осаждённым, дом, библиотека и рукописи в нём сожжёнными, семья то ли погибшей, то ли покинувшей пепелище. «Зачем же я живу, зачем не умер я доселе? Где дети мои? Где мои милые? Отчего не ушёл я отсюда с ними!» — стенал среди руин в своих снах осиротевший, с обугленным сердцем Флоренский.

Но наяву дом оставался цел, а жена и дети верны ему. О старшем сыне уже было сказано, теперь несколько слов об остальных детях отца Павла — насельниках дома на Дворянской-Пионерской.

Кирилл Павлович Флоренский. Со вторым сыном Кирой у отца Павла была особая духовная связь. С большим вниманием он относился к его снам, младенческим репликам, вопросам, часто видя в них прозрение мира горнего. Как никто из детей Кира походил на отца по складу ума и души; печалились, радовались, размышляли, одолевали трудности они одинаково: «Не стоит задумываться о будущем, живи настоящим, а будущее само сложится неожиданно для тебя и вопреки расчетам. „Кует крепчайшее звено сцепление косвенных событий“. Вот, к „косвенным событиям“ и надо быть внимательным, они часто оказываются более значительными, чем те прямые, на которых строятся наши расчеты». Именно на Киру, когда старший сын Василий уже создал свою семью, отец Павел возлагал ответственность за воспитание младших, за приобщение их к науке, к чтению, пока ненавязчиво — через иллюстрации, через детские книги и доступные темы.

От отца и брата матери — дяди Васи — Кирилл унаследовал любовь к природе, охоте, оружию и технике, был вдумчив, созерцателен, стремился к разгадке тайн окружающего мира: что скрывают земля, вода, огонь, небо. Ещё тринадцатилетним подростком он отправился со старшим братом в геологическую экспедицию. Это во многом определило его решение поступить в Московский заочный геологоразведочный институт.

А через три года — работа в биохимической лаборатории под руководством Владимира Ивановича Вернадского, которого высоко ценил отец Павел, с которым вёл переписку из заключения. Сын Кирилл стал своеобразным связующим звеном между двумя гениями, и несостоявшийся очный диалог, синтез двух воззрений он явил в будущем в своей деятельности. Вернадский очень дорожил молодым сотрудником, считал его достойным сыном своего отца, такую давал ему характеристику: «Как экспериментатор он совершенно исключительный. То, что я всегда ценю в своих учениках: с большой инициативой и смелостью мысли. На протяжении моей более чем шестидесятилетней научной деятельности я встречал только два-три человека такого калибра». Впоследствии Кирилл Павлович выступил публикатором Вернадского, развил многие его идеи, приложив их к космической отрасли.

Как химик и инженер Кирилл Флоренский оказался очень востребован в начале Великой Отечественной войны, занимаясь вопросами маскировки наших войск. Несмотря на слабое зрение и противление Вернадского, в сентябре 1942 года Кирилла Павловича призвали на войну. Свой боевой путь он начал корректировщиком артиллерийского огня на Сталинградском фронте. Затем форсирование Дона, Днепра, Вислы и Одера, взятие Берлина. Кирилл Павлович Флоренский был награждён медалью «За отвагу», орденами Красной Звезды и Отечественной войны II степени.

Важным событием в его жизни стало руководство в 1958 году комплексной экспедицией в зону падения Тунгусского метеорита. Флоренский привлёк самых разных специалистов: геохимиков, геологов, петрографов, физиков, химиков, астрономов, — что позволило сделать важные выводы как относительно самого падения, так и в области планетарной эволюции.

К. П. Флоренский — основатель особой области знаний — сравнительной планетологии, в рамках которой он утверждал, что планеты развиваются подобно людям, и каждая из них имеет свой возраст. Например, Земля — это взрослый человек лет сорока пяти. Сравнительная планетология Флоренского предвосхитила многое из того, о чём всерьёз заговорили только после полёта человека в космос.

В 1968 году К. П. Флоренским при Институте космических исследований Академии наук была организована лаборатория Луны и планет. Там аналитическими методами добывали сведения о природе Луны, а также конструировали луноходы и станции для доставки на Землю лунного грунта. Сегодня один из кратеров Луны назван в честь Кирилла Павловича Флоренского.

При всём этом он проявил себя и как гуманитарий, хотя, вслед за отцом, никогда не размежёвывал области знания. Так, например, он активно занимался охраной памятников истории и культуры. Считал их важными составляющими ноосферы: с утратой хотя бы одного из них нарушается вся экосистема мысли, изменяются ход времени и причинно-следственные связи. Немало сил положил К. П. Флоренский на сдерживание разрушения древних каменных построек Владимиро-Суздальской Руси, на их излечение.

«В науке надо уметь дерзать и рисковать, иначе будешь пассивно тащиться, отставая от наличной стадии знания и лишь подметая за другими мусор», — говорил Павел Флоренский сыну. И сын рисковал. Он первым в Советском Союзе прорвал блокаду вокруг имени своего отца: в 1968 году в «Учёных записках Тартуского государственного университета» опубликовал статью «Обратная перспектива» и вплоть до самой смерти в 1982 году открывал читателю