И если вы хотите лучше понять наши чувства – сделайте сейчас небольшую паузу, отложите этот текст, закройте глаза. И попробуйте представить себя на нашем месте…

* * *

Слова Димки и мои последующие воспоминания сделали свое дело – к дому мы подходили осторожно, несмотря на дымящую трубу и полную тишину вокруг. Оля догнала нас и шагала рядом – между мной и Димкой, причем ближе ко мне. Я поглядывал на нее, косился на Димку и гадал, какие проблемы могут быть в отношениях этой пары – вроде бы сильно они не ругались, претензий друг к другу не высказывали. А утаить что-то в той тесноте, среди которой мы прожили зиму, вряд ли было возможно.

Если у них какие-то трудности – почему я раньше этого не замечал?..

Мы обошли дом кругом, сломанной хворостиной постучали в высокое окно. Колыхнулась занавеска – нас заметили. Минут через пять на входной двери лязгнула отодвигаемая изнутри щеколда.

– Что так долго? – недовольно спросил Димка у открывшей дверь Кати.

– Миша чемодан перепрятывает, – ответила моя бывшая девушка и выразительно постучала указательным пальцем себя по лбу. – Боится, что вы приведете кого-нибудь.

– Не зря боится! – громко – на весь дом – крикнул в открытую дверь Димка. – Нашли мы там одного! Точно он за Минтаевыми деньгами сюда шел! Совсем немного не добрался – вороны его заклевали…

– Новую тварь встретили, – пояснил я, видя недоумение Кати. – Дохлую. Димка ее гулем назвал. А что у вас – тихо?

– Вроде бы. Дела делаем. Иголки принесли?

– Принесли, – негромко сказала Оля.

– Ну хорошо…

Мы, обив ноги от грязи, вошли на глухое крыльцо, которое мои приятели по-городскому называли прихожей. Разулись, дверь за собой закрыли, заперли на два засова и крюк – это давно уже стало обязательной привычкой. Только потом проследовали в темные тесные сени – то есть на мост…

Я давно замечал, что в любой деревенской избе, сколь бы большой она ни была, места для проживания совсем немного. Особенно это заметно зимой, когда печь отапливает одну комнату с кухонькой, а все остальные помещения – чуланы и горницы – стоят холодные. Наш дом исключением не был – если летом у каждой пары и каждого свободного человека был свой отдельный закуток, то с наступлением холодов нам всем пришлось тесниться в единственной комнате. Мы отгораживались друг от друга занавесками – простынями и покрывалами, но прок от них был невелик: я все равно слышал ночью, как, хихикая, возятся на полу Минтай и Катя, как пыхтят и постанывают за печкой Димка и Оля.

Я ненавидел их в эти ночи…

– Вернулись? – Минтай встретил нас напряженной ухмылкой. У него всегда была такая рожа, когда он перепрятывал свой чемодан.

– Ага, – отозвался Димка, вешая одежду около теплой печи. – Где деньги? На полатях?

По вытянувшемуся лицу Минтая я понял, что Димка угадал.

– Не от вас прячу, – тут же, оправдываясь, забубнил Минтай. – Боялся, что приведете кого-нибудь.

– Ну да, конечно. Пожрать есть чего?

– Найдем…

Сев за стол и не дожидаясь, пока поспеет еда, доложили результаты проведенной разведки – машины на ходу, бензин есть, дорога проходима, обращенных, кроме дохлого гуля, не замечено.

– Пора собираться в город, – подвел итог Димка, хлопнув ладонью по столешнице. – Ну или хотя бы в Холмянское. Думается мне, что все зомби повымерзли.

– Сначала необходимо проработать план, – сказал я. – Надо точно решить, куда ехать, на что смотреть и что брать.

– На месте разберемся.

– Нет, так не пойдет…

Катя принесла поесть: картошка в чугунке – каждому по одной, витаминная похлебка из щавеля, листьев одуванчика и крапивы, лепешки с рогозом.

– Ну и гадость, – поморщился Димка. – Вот метнемся в город, наберем консервов, я водку обязательно найду. Устроим пир, нажремся в хлам! – Он мечтательно закатил глаза.

– А я чипсы хочу, – сказала Оля. – Любые. Но лучше со вкусом краба.

– Найдем тебе краба, – пообещал Димка.

– Или паприку… Их мама моя очень любила…

Меня аж передернуло от этих тихих слов. Да и остальных проняло. Умолкли все, понурились. Димка было приобнял Олю, но она стряхнула его руку и отодвинулась. Глаза у нее были мокрые, и губа дрожала. Еще пара секунд, и она, наверное, разрыдалась бы.

Но тут со двора вернулась Таня…

* * *

Неужели я еще ни слова не написал про нашу серую мышку Таню?

Кажется, да…

Она выздоровела, когда мы уже не надеялись на это – очень уж долго и страшно она болела.

Все лето Таня оправлялась после болезни. Мы не брали ее в рейды, оставляли на хозяйстве и как-то не задумывались, что в пустом доме ей одной было, наверное, страшнее, чем нам среди полчищ зомби.

Но она ни разу ни на что не пожаловалась.

Иногда мне даже казалось, что она и не человек вовсе, а имитация человека, робот, андроид – этакий Бишоп из фильма «Чужой», только женского пола.

Наверное, из нас получилась бы идеальная пара – для тех целей, которые я сейчас перед собой ставлю.

Только вот раньше я об этом как-то не думал.

* * *

– Вернулись? – сказала Таня, поставив на лавку у входа ведро с козьим молоком. Надой был невелик – но месяц тому назад козы не доились вовсе. – Я слышала, как вы шумели, только проверять не пошла… Кому свеженького?

Молоко было плохое, с неприятным сильным запахом, но отказываться никто не стал.

Таня поманила за собой Олю, подержала ее за локоть, шепнула что-то на ухо. Вместе они сходили за перегородку на кухню, принесли эмалированные кружки, нацедили в них молока через марлю.

– Помоги, – Таня тронула меня за плечо.

– Что?

– Пойдем.

Она увела меня на кухню, попросила поставить в печь большой чугун с водой. Когда я взялся за ухват, подалась ко мне близко, шепнула:

– Оля с тобой поговорить хочет.

– О чем?

– Узнаешь. Вечером, как стемнеет, пойди погуляй.

– Ладно.

– И дров подкинь, – уже нормальным голосом сказала Таня. – Вода нагреется, помоетесь. Клещей-то не набрали?

– Не осматривались еще, – ответил я.

– Ну и нечего тянуть…

В комнате стало тихо – все прислушивались к нашему разговору. Клещей не боялся только я один.

«Иди» – показала глазами Таня. Она, делая занятой вид, забренчала утварью, и я, смущенный и немного растерянный, вернулся к столу. Ни на Олю, ни на Димку смотреть я не смел.

Минтай, подозрительно меня оглядев, встал, подошел к комоду, где стоял патефон. Поднял крышку, осторожно провернул ручку.