«Много песен слыхал на родной стороне, – под аккомпанемент хрипов и пощелкиваний зазвучал искаженный, но все еще могучий голос Шаляпина – будто через сотню лет к нам пробился. – Не про радость – про горе в них пели…»

У меня, как бывало всегда, мурашки по спине побежали.

– Добудем в городе батарейки, реанимируем магнитолу, – сказал Димка. – Эфир послушаем.

Таня цыкнула на него.

«…Но из песен всех тех в память врезалась мне эта песня рабочей артели…»

Я взял кружку, одним глотком (чтобы не чувствовать отвратительного запаха) допил молоко. И поперхнулся – потому что на кухне закричала Таня.

– Волки!

«…Эй, дубинушка, ухнем!..»

Все вскочили.

– Волки! – В Танином крике не было страха. Она просто нас предупреждала.

Мы, толкаясь, кинулись на кухню. Таня смотрела в окно, тыкала в стекло пальцем:

– Там волки… Волки там были…

Она ошиблась. Это были не волки.

Я мог все изменить.

У меня была такая возможность. Прояви я чуть больше жесткости, окажись я более настойчив в отстаивании своей точки зрения – и все могло бы пойти не так, как пошло.

Понимание этого мучает меня до сих пор.

Мы не должны были брать девчонок с собой.

Нам нужно было провести полноценную разведку. И только после этого, зная о возможных опасностях, оценив риски, можно было попробовать сунуться в город.

Но очень уж долгая и трудная была зима.

И слишком тихая.

Мы все так от нее устали…

* * *

Это были не волки.

Тощая и серая от грязи сука пряталась в кустах терновника. Припав к земле, она скребла ее передними лапами, помахивала облезлым хвостом и едва слышно потявкивала. Чувствовалось – ее влечет к нам, но она страшно нас боится.

– Жучка, – звал Димка собаку, цокая языком и хлопая себя по бедру. – Машка, Найда, Жулька!

Она отползала на метр, если мы пытались приблизиться на полметра. Поэтому мы стояли.

– Откуда она здесь взялась? – спросила Катя.

– Может, из деревни какой, – предположил Минтай.

– Давайте покормим ее, – сказала Оля.

Димка тут же фыркнул:

– Еще чего! Может, это она нас покормит?.. – Он повернулся ко мне. – Брюс, метнись за ружьем, пока она не сбежала!

Оля вздрогнула и испуганно посмотрела на меня.

– Ты с ума сошел, – медленно, будто бы размышляя, проговорил я. – Она же, наверное, вся в паразитах. Да и что ты с нее возьмешь? Кожа да кости!

– Она кормящая, – заметила Таня. – У нее щенки где-то.

Собака приподнялась и, кажется, приготовилась к бегству – она словно поняла намерение Димки. Она и следила теперь только за ним. Честно скажу – когда я в ее глаза посмотрел, у меня мурашки по спине побежали и волосы на загривке зашевелились.

– Мы ее покормим, – решил я. – Оль, принеси что-нибудь.

– Хорошо. Я сейчас.

– А ты не трогай собаку, ладно? – сказал я Димке.

– Ты прав. – Он ухмыльнулся. – Щенки могут быть пожирнее.

– Спасибо, – тихо шепнула Оля. Она легко тронула мое запястье кончиками пальцев. И меня как током дернуло.

Димка, хмурясь, посмотрел на нас. Заподозрил что-то?

– Не трогай, – повторил я только для того, чтобы не молчать…

Из дома Оля принесла миску с какой-то баландой. Димка заглянул в нее и аж побелел:

– Ты с ума сошла?!

В теплой воде плавали куски лепешки, желтоватый говяжий жир и волокна мяса – Оля открыла банку тушенки.

– Самим жрать нечего, – Димка шипел, словно кипящий чайник. – Отдай, я сам это слопаю!

– А я туда плюнула, – сказала Оля.

– Чего?!

– Ну, я слышала, будто бы так делают, когда хотят собаку приручить.

Оля поставила миску на землю, потянула меня и Димку назад.

– Ешь, Жучка… Ешь…

Мы отступили к избе. Собака следила, как мы пятимся, подозревая, наверное, какую-то подлую хитрость с нашей стороны. Еду она уже чуяла – я видел паутинки слюны, стекающей с ее морды. Но на миску Жучка обратила внимание, только когда мы остановились около крыльца – на достаточном удалении.

Сука поднялась (теперь и я заметил ее отвисшие сосцы). Медленно, то на миску глядя, то на нас, она двинулась к предложенному угощению. Она прядала острыми ушами, замирала, озиралась, пласталась к земле.

Мы терпеливо ждали.

К миске собака добиралась так долго, что мне захотелось крикнуть «ура!», когда она наконец-то сунула морду в похлебку и зачавкала, пуская пузыри.

Всю баланду наша гостья выхлебала за полминуты, миску вылизала до блеска. А потом так припустила в сторону леса, что мы только рты пооткрывали.

– Вот зараза, – сказал Димка. – Приручили, называется… Зря тушенку перевели!

– Плевать надо было больше, – сказала Катя.

Минтай истерически хохотнул. Я посмотрел на него – он, кажется, был напуган. Это показалось мне странным, и я даже хотел спросить у Минтая, какое привидение он увидел – или, может, собаку Баскервилей?

Но я промолчал.

А уже дома, когда Минтай полез на печь за своим чемоданом, я догадался, что его так напугало.

У этой собаки могли быть хозяева.

Вот их-то Минтай и боялся.

* * *

Вечером за ужином развеселившийся Димка принялся подначивать Минтая.

– Слушай, Юрьич, а когда ты нам «дипломат» свой покажешь? Открой, а? Продемонстрируй содержимое. Может, у тебя там и не деньги? Может, ты от нас тайну какую скрываешь? Нехорошо, а?..

Вообще-то, тема чемодана с наличностью была у нас под негласным запретом – очень уж странно реагировал Минтай на любые намеки, касающиеся его «дипломата». Но после прогулки на свежем воздухе, после разговоров о скорой вылазке в город Димку несло:

– Слушай, а может, ты шпион вражеский? Диверсант! И это благодаря тебе все наше население в зомби превратилось? А себя ты как-то обезопасил – поэтому не обратился, ну и мы с тобой заодно… А?! Все одно к одному получается! И не потому ли ты веришь, что заграница нам поможет? И деньги свои бережешь…

Встревоженная Катя всячески сигнализировала, чтобы Димка заткнулся. Минтай сидел бледный и угрюмо ухмылялся, ковыряя стол вилкой.

– Ну чего молчишь? – наседал Димка. – Покажи, что там у тебя в чемодане?

– Деньги, – ответил Минтай.