Глубокая ирония всей этой ситуации состоит в том, что спорт долгое время был «оазисом» для чернокожих. Отсутствие предвзятости действует как магнит. Если вы быстрее соперников бегаете в футболе, никто не позволит себе не выбрать вас. Никто не откажет бадминтонисту в месте в команде, если он побеждает белых парней. Объективность – одна из важных причин того, что спортивная карьера оказалась столь популярной среди меньшинств. Это одна из причин того, что мой отец, испытывавший ужасную дискриминацию на работе, подтолкнул меня в спорт. «Они не могут закрыть тебе перспективы, если ты будешь побеждать», – сказал он.

Сегодня нам следует заниматься как раз миром вне спорта, миром бытовой предвзятости и двойных стандартов. Это значительно труднее, чем устраивать оргию показного возмущения против 80-летнего фанатика или неясного бормотания известного телеведущего.

Короче, нам нужно отказаться от уподобления дискуссий о расизме шоу Джима Дэвидсона, в котором рискованная шутка на танцевальном вечере в футбольном клубе получает больше эфирного времени, чем серьезная тема хронического недостатка чернокожих тренеров в футболе.

Конечно, есть проблемы и выходящие за пределы когнитивного диссонанса, и не в последнюю очередь – разлагающее влияние субкультур некоторых групп меньшинств, как сказал об этом президент Обама. Но давайте хотя бы на пару минут оставим в стороне Стерлинга и Кларксона. А то они уже превратились в опасные раздражители.

13 января 2010 года

Пересечение спорта и терроризма, которое мы увидели вчера во всей трагической полноте в Анголе, пробуждает много мыслей и чувств. Нас охватывает ужас в связи с теми мучениями, которые пережила футбольная команда Того; мы выражаем соболезнования семьям погибших; поражаемся тому, что кто-то мог допустить, что смерть невинных людей можно чем-то морально оправдать, тем более территориальными конфликтами[29].

Но главной для нас становится мысль, что спорт, будучи по сути развлечением, не может стоить чьей-то жизни. Что все эти придуманные миры ракеток, бит и мячей, воланов и шайб, так волнующие нас, в конечном счете очень банальны.

Мы можем испытать внутреннюю дрожь от знаменитого афоризма Билла Шенкли, что футбол для нас важнее жизни и смерти. Конечно, он просто добродушно шутил, убеждаем мы себя. Потому что ничто из того, что случается на футбольном поле, не может иметь для нас экзистенциального значения.

И все же, хотя последняя мысль естественна и даже по-своему похвальна, по моему мнению, она ошибочна.

Спорт значит очень много. Настолько много, что спортивные мероприятия заслуживают того, чтобы проводить их даже в условиях реальной угрозы жизни игроков и болельщиков. Это утверждение может показаться странным и даже вызвать у людей шок, но только оно и имеет право на существование.

В конце-то концов, зачем прежде всего мы хотим жить? Ответ – ради тех вещей, которые придают жизни смысл. И вряд ли можно подвергнуть сомнению то, что спорт – одна из таких вещей. Несомненно, я ценю это очень высоко – и как спортсмен, и как телезритель, и как болельщик на трибунах. Наряду с любовью, искусством, дружбой и развлечениями спорт – важнейшая часть того, что Лукреций называл praemia vitae — «дарами жизни».

И конечно, именно поэтому террористы, особенно нигилистического толка, так склонны выбирать своей целью спорт. В его жизнелюбии они усматривают глубокую и оскорбительную фривольность. Нацеливаясь на крупные спортивные мероприятия, они стремятся не только обеспечить себе глобальную платформу для гнусного дела, которым занимаются, – они еще наносят удар и по тем самым praemia vitae. Стараются лишить жизнь хотя бы части того, что делает ее ценной, а следовательно, и наполненной смыслом.

Даже если предположить, что во время лондонской Олимпиады имеется вероятность гибели зрителей в результате террора, большинство из нас хотели бы пойти на стадионы. И если перед 2012 годом спортсменам будет сделано предупреждение, что кто-то из них может пасть жертвой террориста-смертника, вероятно, лишь немногие откажутся принять участие в Олимпиаде. Мы иногда склонны менять свою точку зрения, когда окружающие нас риски возрастают, но ни при каких условиях мы не хотим провести жизнь поджав хвост, потому что это не жизнь вообще.

Все мы часто совершаем выбор. Каждый раз, выходя за дверь своего дома, мы утверждаем приоритет жизни над необходимостью просто избежать смерти. Мы принимаем на себя риск, пусть даже самый небольшой, преследуя что-то, что делает наше путешествие длиною в жизнь сто́ящим цены купленного билета.

Важно, чтобы этот выбор был всегда индивидуальным, поэтому ни один спортсмен (или болельщик) не должен испытывать политического давления относительно того, участвовать ли в спортивном мероприятии (посещать ли его). Именно поэтому многие из нас воспринимают риски современного мира с необходимым хладнокровием.

Ничто из вышесказанного не отрицает важность вопросов безопасности и соблюдения организаторами спортивных мероприятий своих обязательств перед участниками и зрителями. И не имеет целью приуменьшить масштабы трагедии, произошедшей с футболистами из Того, или оценить адекватность мер безопасности, и в первую очередь причины, по которым Кубок африканских наций проводился в Анголе.

Сказанным я лишь хотел подчеркнуть, что даже в мире, где не могут быть обеспечены «железные» гарантии безопасности, у нас все же есть веские основания для того, чтобы организовывать, играть, наблюдать и наслаждаться спортом.

Возможно, в этом и кроется причина того, что команда Того хотела вернуться в Анголу. Спортсмены хотели заниматься тем делом, которое любили, делом, которое любили их павшие товарищи, даже перед лицом смертельной опасности.

Возможно, в этой их позиции был некий вызов, понимание того, что они не должны сдаваться перед фанатиками, а также достойное восхищения чувство долга перед погибшими коллегами и желание почтить их память. Но даже и без такого внешнего фона в виде политических факторов или братских чувств желание играть и наблюдать спортивные зрелища представляет собой мощный жизнеутверждающий фундаментальный принцип бытия.

Все мы знаем, что, как бы хорошо ни была организована безопасность лондонских Олимпийских игр, на них будут присутствовать риски человеческих жертв как следствие проявлений терроризма. Означает ли это, что нам следует прекратить строительные работы и собрать инструменты? Означает ли это, что мы должны выкинуть белый флаг?

Вопрос риторический. Даже пытаясь минимизировать риск террористических актов и предотвратить кошмар массовых убийств, в глубине души мы понимаем, что спорт достоин своего существования, несмотря на возможность смертей и горя.