самого Оплота.

Ну да, до Оплота. А куда мне было ещё эту срань везти? Не к себе же домой. Ну и не к Катерине Матвеевне в гости, ясен день.

На лошадиный шум вышел Гравий и со своим фирменным покер-фейсом смерил взглядом меня и лошадей.

— Чего это ты на козлах?

— Чего это у вас тут за новшества? — спросил я одновременно с ним и спрыгнул на землю, сделав вопрос Гравия неактуальным.

Гравий окинул взглядом возлеоплотное пространство, где из земли торчали всякие металлические штыри и деревянные колья, валялись доски.

— Ребята говорят, тренажёры какие-то мастерят, — пожал он плечами так, что ясно было: все тренажёры вселенной Гравию до сиреневой звезды.

— А! — Я вспомнил визит в Смоленск и «игрушки» Ильи Ильича, которые так понравились Егору и Захару. — Ну да, не прошло и года. Я уж думал, бюджет попилили, да на том успокоились. Это, Гравий. Я тут неоднозначный гостинец привёз — давай-ка, принимай.

Гравий молча подошёл к карете. Я открыл дверцу.

— Мешок брать или этих? — не моргнув глазом спросил Гравий.

— Давай этих. Мешок — я сам.

Дорофеева и шляпника (на котором, к слову, уже не было никакой шляпы) Гравий выволок, как котят, и на пинках направил в здание Оплота. Я шёл следом с мешком. Сказал в спину Гравия:

— Лошадей бы напоить-накормить. Тут, помнится, был какой-то знающий человек…

Гравий, не оборачиваясь, свистнул так, что в ушах зазвенело. И вдруг откуда ни возьмись появился паренёк лет шестнадцати.

— Слушаю, дядя Гравий!

— Лошадьми займись, — буркнул охотник и, открыв дверь, коленом под зад вогнал туда обоих уродов.

— Будет сделано! — отозвался паренёк. Пошёл к карете.

Мы вошли внутрь, я закрыл дверь. Гравий толкнул шляпника на один из лежаков, Дорофеева — на другой. Благо, длина верёвки позволяла. И вопросительно посмотрел на меня.

— Значит, так. — Я поставил мешок на пол. — До сих пор я эту хрень распутывал один, но сейчас, чую, настало время выйти из тени. Дело общее. Вот в этом мешке — кости.

— Недурно хабару набрал, — оценил Гравий.

— Это не хабар. Это — кости охотников.

Вот тут Гравия проняло. По лицу как будто волна прошла.

— Что?

— Ты услышал. Тайные могилы охотников разрывают разные нехорошие люди. Кости через несколько рук продаются. Куда идут — неизвестно. Я вот этого хмыря взял, не знаю, сколько над ним ещё начальников сидит. Но мне и этот уже поперёк горла, если честно. Так что, Гравий, предлагаю начинать жестоко пытать вот этого, который справа. И добывать информацию. А заодно заставлять его страшно жалеть о содеянном. Ты в деле?

Гравий молча хрустнул костяшками пальцев. В тишине громко сглотнул шляпник без шляпы. Замычал сквозь кляп Дорофеев.

— Пытать — только этого? — кивнув на шляпника, уточнил Гравий.

— Угу. Второй — мелкая сошка, подай-принеси. Ему бы, по-хорошему, и уши греть не надо, пока общаться будем. Может, его…

Моё предложение Гравий не дослушал. Молча влепил Дорофееву хук справа. Графёныш опрокинулся на топчан. Н-да, были б мозги — было бы сотрясение. Второй-то нокаут за утро.

Я показал Гравию большой палец. Этот человек и его методы работы мне определенно нравились. Подтащил табурет, сел напротив шляпника.

— Итак. Для чего нужны кости, ты мне сказал. Следующий вопрос: кому ты их сдаёшь?

Шляпник промолчал. Попытался изобразить надменную рожу. Отвернулся. Неудачно: так, что взгляд упёрся в лежащего на топчане с запрокинутой головой Дорофеева.

— Завидуешь ему? — хмыкнул я. — Нет?.. Ну, сейчас будешь. Гравий!

Гравий чуть наклонил голову набок — так, будто был Брейгелем и прикидывал, какой цвет ткани подойдёт клиенту. Потом взял шляпника за полы камзола и рванул в стороны. Обнажилась молочно-белая шея со следом от тесного воротника и часть бледной, впалой груди.

Гравий соединил вместе и быстро выпрямил пальцы. Как будто брызнул на шляпника водой.

Шляпник заорал так, что услышали, должно быть, в Поречье. В нижнюю часть его лица и шею впились иглы, не меньше двух десятков. Прозрачные, я сначала решил, что стеклянные. Потом присмотрелся. Спросил у Гравия:

— Лёд?

— Ну. В Сибири сторговал у одного, обменялись Знаками.

— Хорошая штука. На низших тварях юзаешь?

— Угу. Самое удобное — против ящеров. Они ж, падлы, верткие. А россыпь можно широко метнуть. Лёд истаивает, вода им под шкуру попадает. Они с того дуреть начинают. Ух, и визжат! Погромче этого, — Гравий кивнул на шляпника.

Тот продолжал орать. Но теперь в голосе прорезались умоляющие интонации.

— Прошу! Уберите! Не надо!

Гравий вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. Гравий сжал пальцы в кулак. Иглы исчезли.

Шляпник мелко дрожал. Из ранок, оставленных иглами, тонкими струйками текла кровь.

— Я всё скажу, — пролепетал шляпник. — Прошу, не надо больше! Это жестоко!

— А охотников губить — не жестоко? Сколько их погибло из-за тебя?

— Не так много, клянусь! Мы с братом в этом промысле — совсем недавно.

— Промысле⁈ — взревел Гравий. — Убийство наших братьев — промысел⁈

В шляпника вновь полетели иглы. У меня от визга заложило уши.

— Убери, — дёрнул я Гравия за рукав. — Честное слово — я сам со злости едва не лопаюсь. Но если он будет вопить как резаный вместо того, чтобы отвечать на вопросы, мероприятие потеряет смысл.

Гравий неохотно сжал кулак. Иглы исчезли.

— Ты сказал, «недавно». — Слово «промысел» я опустил. Гравий — не из тех людей, чьих триггеров стоит касаться. — А конкретно? Когда вы с братом начали этим заниматься?

— Около месяца назад.

— То есть, тогда, когда узнали о том, что у графа Давыдова внезапно обнаружился наследник. Параллельно пытались оприходовать меня собственными силами, но кишка тонка оказалась. Верно?

— Мы знали, что ты охотник. Но не знали, что настолько силён. Нам обещали, что набрать настоящую силу ты не успеешь.

— Кто обещал?

— Не знаю.

Я посмотрел на Гравия. Тот с готовностью поднял руку.

— Клянусь, не знаю!!! — Шляпник попытался сползти с топчана. Я рывком вернул его на место. — Переговоры вёл мой старший брат, Вольфганг! Мне он сказал лишь то, что некий весьма влиятельный человек в Петербурге готов хорошо заплатить тому, кто купит для него усадьбу графа Давыдова. Дело казалось таким простым…

— Да уж, — усмехнулся я, — не повезло.