– Правильно, товарищ Неяркий! – вдруг оживиласьбуфетчица Шура, которая сегодня с утра все помалкивала, потрясенная покупкой«Камуса». – У нас тут не бал-маскарад! Таких учить надо, таких вот, вмасках!

Затем произошло неожиданное. Неяркий отбросил стульчик и раскрылобъятия.

– Пантюха! Генаха! Самсоша! Арька! Радик! Нашелся! Гдеж ты пропадал, сучонок? Где ж ты потерялся?

Человек в маске обнял бомбардира и быстро заговорил; речьего была похожа на стремительное, но шаткое скольжение новичка по трассеслалома, того и гляди переломает себе руки и ноги:

– В пельменной, Ян! Мы потеряли друг друга впельменной! Я отправился за бульоном и внезапно попал в сумрак таинственнойночи. Я путешествовал по этой ночи один вдоль и поперек, таинственный втаинственной ночи, пока не встретил эту юную особу голубых кровей. Как тыпоживаешь, Ян? Поцелуй теперь свою сестрицу, дружище! Она выстирала мне все –штаны, свитер и даже трусы, можешь себе представить, камрад? Пожалей ее, Ян! Яжалел ее изо всех сил. Да ведь как же не пожалеть юную особу голубых кровей,которая путешествует по дикой стране без стражи?

Алика долго не надо было упрашивать, он обхватил «юнуюособу» снизу за милые ягодицы и притиснул к себе, жарко дыша.

– Спокойно, кисонька, я – по-братски.

– Брат, его нужно спасать, – зашептала юная грацияс восторженным необязательным отчаянием. – Брат, мой возлюбленный –пропащий человек. Быть может, только мне удастся его спасти…

– Сама ты, чувиха, пропащий человек! Мы с Академиком вполном порядке! Сейчас сядем за чистый стол и будем ждать нашего третьегодруга, американского профессора кислых щей. Эй, люди, дайте нам столик, чтобчистый был, как хоккей!

Чистый стол, конечно, был им быстро предоставлен, и они селиза него в важном молчании. Девушка вырезала Неяркому маску из интуристовскойсалфетки. Молчаливая замаскированная троица полностью отключилась от жизниинтеллектуального кафе, хотя и напоминала всем присутствующим о близостипугающих инфернальных сил.

Вскоре, однако, за окнами «Ореанды» загрохотали ржавыетанковые гусеницы, и на набережную, круша вазы и статуи, выехал странный поезд:три устаревших бронетранспортера, полные детей и цветов, таксомотор «Волга»,набитый какой-то безобразно горланящей пьянью, и газик-вездеход, так называемый«иван-виллис», в котором стояли, приветствуя публику, заслуженныйгенерал-майор, с победоносными закруглениями своего несвежего лица, идолговязый хиппи в генерал-майорской фуражке.

Дети бросали из бронетранспортеров на зашарканный асфальтпряную горную флору и пели чудную песню «Все люди – братья, обниму китайца,привет Мао Цзэдуну передам». В толпе у многих наворачивались слезы: игра«Зарница» финиширует!

– Дядя Паша! Дядя Паша! – загалдели юные воины,адресуясь к хиппи. – Давайте теперь еще одну песню разучим! Вы обещали!

Всем понравилась покладистость «дяди Паши», он тут же вылезна капот «козла» и запел, активно помогая себе генеральской фуражкой:

Старинную историю

Мне передал отец

Про губки леди Глории

И про ее чепец,

Ах, про ее батистовый и кружевной чепец!

– Ах, про ее батистовый и кружевной чепец! –подхватили дети.

Однажды к леди Глории

Зашел Гастон-кузнец,

И вскоре у истории

Увидим мы конец,

Ах, этот чепчик розовый пришелся на конец!

– Ах, этот чепчик розовый пришелся на конец! –грянули хором дети.

Я спел про леди Глорию

Но я не жду похвал,

Ведь всю эту историю

Нам Чосер рассказал,

Ах, старый Джефри Чосер, он никогда не врал!

– Ах, старый Джефри Чосер, он никогда не врал! –ликуя, спели дети.

– Ах, старый Джефри Чосер, он никогда не врал! –ликуя, спела вся набережная: сталелитейщики и мастера высоких урожаев, милицияи военнослужащие, бляди, рыбаки и интуристы, бляди, фарцонники и дружинщики,циркош-ники и киночи, бюроканы и наркомраты, аптеканты, и спе-куляры, и бляди.

Неистовый всеобщий восторг, братское единение охватили вдругнабережную города-курорта, а шельмоватый простак-хиппи по имени дядя Пашазапустил себе обе руки за пазуху и выбросил целый ворох новеньких десяток,розовых, как парная телятина.

хмель бушевал в наших мозгах розовый хмель

МИДЕОТЕРРАНО

подобный пене острова Крит хмель закручивал наши шаги почутким коридорам Ореанды и мы низвергались с мраморных лестниц и совершалипируэты на кафельных полах и врывались в табуны танца шейк и в бесконечныесортиры с сотнями писсуаров протянувшихся вдоль неподвижного моря словно стройримских легионеров

хмель бешенным глиссером заносил нас в подкову гавани Сплитана полированные булыжники Диоклетианова града и в гости к нимфе Калипсо на еедревние и вечно желанные холмы в библейские долины и романские города подшелестящими лаврами

и мы метались на дне кипарисового колодца под чистымтемно-зеленым небом между статуями корифеев средиземноморской цивилизации изахлебывались в эту нашу быть может

последнюю юную ночь

захлебываясь в этой ночи

захлебываясь в алкоголе

в горячем токе крови

в поцелуях

Генерал-майор Чувиков сквозь дивное головокружение, похожеена поток винегрета, увидел вдруг себя на ресторанной эстраде. Вокруг валялисьинструменты и пюпитры. Лабухи скорчились там и сям в безжизненных позах, одинлишь «дядя Паша», с обморочным лицом, поглаживал щеточками медные тарелки втакт уничтоженной мелодии «Марш святых».

Прямое попадание, догадался генерал, сел к роялю и пропел,бухая пятерней по нижнему регистру:

От Орла до Замостья

Тлеют польские кости,

Над костями шумят ковыли…

– Диспозиция такова, Патрик Генри: за три дня выходим кРейну, на Францию больше двух дней ни в коем случае! НАТО? НАТО – не помеха,сдуем, как пыль! Главное, как добиться симпатии освобожденных народов? Может,чего подскажешь, Патрик Генри?

– Мне нужно в милицию, – слабым голосом отозвалсяпрофессор Тандерджет.

– Милицу тебе? Вот козел английский – Тамаркиной задницыему мало, Милицу ему теперь подавай, одобряю!