тюрьмы той девушке записки с угрозами, что, когда выйдет, отомстит ей. Потому что он не может допустить, что вред, нанесенный ему, не будет отомщен. Впрочем, оба получили довольно долгие сроки за групповое изнасилование с особой жестокостью.

Для меня это было одно из самых тяжелых дел, потому что я знала: виновник действительно убежден, что невинен. И я знала, что он чувствует себя обманутым. Он думал, что женщина всегда говорит нет, и это называется не изнасилование, а половая жизнь, поэтому не очень понимал, за что его осудили, оставили в состоянии полной потерянности, дезориентации. Его картина мира, образы людей и правил, которыми они руководствуются, были настолько окаменевшими, что был минимальный шанс их изменить, точнее – нулевой. Этого молодого человека питала только надежда мести за несправедливость, воплощением которой для него стала жертва. Поэтому о психотерапии не было речи, он не чувствовал своей вины. Он выйдет из тюрьмы с таким чувством обиды, что будет похож на бомбу с часовым механизмом. И будет мстить.

– ТАКОЕ ПОНИМАНИЕ ВАМ ОБЛЕГЧАЕТ РАБОТУ ИЛИ УСЛОЖНЯЕТ?

– Я сама не знаю. Знаю только, что каждый из нас может оказаться в ситуации, в которой он будет наказан за то, чему его учили всю жизнь. Я повторю: понимание данной ситуации облегчает выяснение механизмов преступления, но ни в коей мере не оправдывает деяния. На этом незыблемом правиле основана психотерапия с насильниками.

– ПОЧЕМУ ВЫ СТАЛИ ЗАНИМАТЬСЯ ТЕМОЙ ПЕДОФИЛИИ?

– Сначала я занималась женщинами и мужчинами с сексуальными дисфункциями. Когда сегодня смотрю на свои занятия тех лет (мне было двадцать с небольшим), я понимаю, что многое было очень смелым, но в первую очередь легкомысленным.

– ПОЧЕМУ?

– Потому что я начинала без обстоятельного образования! Сразу после вуза, 42 года назад! Я многим людям могла навредить. К счастью, начала с более легкого – с бихевиоральной психотерапии[70] людей с сексуальной дисфункцией. Я работала довольно результативно, но в какой-то момент заметила определенную группу людей, особенно женщин, на которых терапия не оказывала никакого эффекта. Выяснилось, что это женщины с разным негативным сексуальным опытом, и я начала погружаться в тему сексуального развития человека. Хотела ответить себе на вопросы о влиянии прошлого сексуального опыта на последующую жизнь. Тогда я начала работать с жертвами насилия, потом пошли насильники.

– С КАКИМИ ПРОБЛЕМАМИ К ВАМ ПРИХОДИЛИ ЖЕНЩИНЫ 40 ЛЕТ НАЗАД?

– С аноргазмией[71] и фригидностью – тогда это так называлось. Это была проблема, которую женщина могла быстро описать, легко диагностировать, потому что просто знала, что не чувствует чего-то, о чем говорят другие. Легко было диагностировать дисфункции, которые мешали сексуальным контактам: вагинизм и диспареунию.

Женщины, обращающиеся с проблемой отсутствия оргазма, – это новое явление, вызываемое изменениями в их сознании. Женщины становятся более образованными, все больше читают о сексе и знают, что оргазм им «причитается» – я осознанно использую это слово. Это было немного искаженное видение, потому что ничего не причитается. Тем не менее, большая группа женщин начинала понимать, что половая жизнь основана не на том, чтобы удовлетворить чужие потребности, а на том, чтобы обе стороны приносили удовольствие друг другу. Собственно, результаты исследований социолога Ханны Малевской 1959 года на тему влияния усталости на сексуальную жизнь показали, что женщины уже тогда осознавали, что секс служит не только продолжению рода, удержанию мужчины или его удовлетворению. Это сформировало новое течение, которое продолжается до сих пор, и очень хорошо развилось – растущей осознанности женщин. Молодые женщины идут именно в этом направлении, по крайней мере, те, которые меня окружают – пациентки и студентки психологии.

В прошлом году я читала лекцию, на которой рассказала об исследованиях женственности и мужественности, проведенных в 1970-х годах Сандрой Бем[72]. В зале в основном были женщины, и они спрашивали, по каким критериям Сандра Бем определяла женственность. Критерии были следующие: заинтересованность в браке и семье, желание родить ребенка, интерес к моде…

– Я НИ ОДНОМУ НЕ СООТВЕТСТВУЮ.

– Вы смеетесь, они тоже смеялись. Особенно услышав третий пункт. Конечно, я смеялась вместе с ними, ведь эти критерии совершенно не связаны с полом. Но когда я стояла в том же зале тридцать лет назад, никто не смеялся. В этом заключаются перемены: женщин перестали определять относительно мужчин. Они думают: я – это я, а то, в каких я отношениях и хочу ли я детей, это мое дело.

– РАЗУМНО.

– Конечно, это очень хороший тренд, который, к сожалению, должен конкурировать с тем, что нам навязывает современная власть и церковь. Поэтому у нас две доминирующие модели женщин: первая – грубо называемая традиционной, потому что хороших коннотаций у этого слова нет. Она показывает, что жизнь женщины наполняет роль жены и матери, помимо этого ничего не важно. И вторая модель: женщина, которая осознает, что она делает и чего хочет; женщина, которую не интересует жизнь в тени мужчины.

Только проблемы, с которыми они приходят к сексологу, одинаковые.

– КАК МЕНЯЛСЯ ИХ ЯЗЫК?

– Когда-то они говорили детским и вульгаризированным языком одновременно, использовали уменьшительно-ласкательные формы вульгарных слов: «У моего мужа маленький херчик».

– ЧТО ВЫ ОТВЕЧАЛИ?

– «То есть пенис?» Или: «Вы таким образом хотите сказать, что у мужа маленький член?» Я показывала им, что можно говорить по-другому, хотя не удивлялась, потому что они ко мне пришли, чтобы я их научила, а не критиковала. У них есть право не знать.

То же самое было с мужчинами, которые хотели сказать что-то о промежности своей жены. Они говорили, например: «У моей жены болит писечка». Или: «У моей жены такая красивая пися, но ее запах мне не нравится». Таким образом они хотели сказать, что не хотят обесценить, вульгаризировать, а просто не знают, как описать этот орган. Тогда большую часть психотерапевтических занятий занимало образование, я брала рисунок…

– КАК ДЕТИ, КОТОРЫЕ ЕЩЕ НЕ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ!

– Именно. Поэтому я спрашивала пациентку, может ли она показать, в каком месте болит. И говорила: «Ага, у входа во влагалище». Сейчас уже так не