Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Комната, в которую меня привели, располагалась на втором этаже. Дверь крепкая, на окнах решётки, на полу мягкий ковёр, напротив окон широкая кровать с претензией на «ампир», возле неё столик, два кресла, на стенах картины. Всякие пейзажи и натюрморты, а прямо над кроватью огромный портрет хозяйки поместья. На портрете она выглядела малость посимпатичней, чем в жизни. Оно и понятно. Художник тоже жить хочет, и жить хорошо, а не абы как.
Спустя полминуты в комнату принесли мои вещи: обувь, одежду, ранец и даже лопатку. Бросили всё у окна и удалились без объяснений.
Проверил котомку. Припасы и мелочь оказались на месте, никто ничего не притырил.
Ещё раз осмотревшись, я подошёл к окну. Вид из него, если забыть про решётки, открывался достаточно неплохой. Защитный ров с этой стороны дома отсутствовал. Вместо него до ближайших деревьев тянулся ровный зелёный газон (на таком можно, наверное, в гольф играть), за деревьями виднелась ограда. Эх, если бы не решётка!..
Разочарованно выдохнув, добрел до кровати и, не раздеваясь, плюхнулся на атласное покрывало.
«Ну? И что ты об этом думаешь?»
«Она на тебя запала», — безаппеляционно заявила «соседка».
«С чего ты взяла?»
«Когда ты её душил, у неё натурально оргазм приключился. Ты-то, может, не чувствовал, но я это враз срисовала».
Я мысленно хмыкнул.
Мадам обещала исполнить мои самые сокровенные желания, если я выиграю, ну вот и начала́, значит, потихоньку. Не спросив, правда, моего мнения на сей счёт, но это, как говорится, уже детали. Потому что какие вообще могут быть сокровенные желания у мужика? Только на бабу залезть, и ничего больше. Пусть даже эта баба не совсем человек, и для конкретного мужика она не более чем предмет интерьера, но кто ж его в таком деле спрашивать будет? Бабе это всяко лучше известно. Она же ведь точно знает, что она в этом мире самая-самая, и никакие другие в подмётки ей не годятся.
«Придумала уже, как сбежать?»
«Я? Почему я?»
«Ну, а кто? Это же ты предложила войти в доверие к этой мадаме, разве не так?»
«Ну, предложила и что? Мог бы не соглашаться. Да и потом, что тебе жалко что ли?»
«Что жалко?»
«Да трахнуть эту придурошную. А после, глядишь, верёвки из неё вить будешь, а уж сбежать тогда вообще не проблема».
«Не хочу».
«Что не хочешь? Сбежать не хочешь?»
«Трахать её не хочу».
«Почему?»
«Противно».
На этом наш спор завершился. Мела ушла в себя, а я принялся размышлять, как выпутываться из той фигни, в которую сам же и угодил…
Размышления продлились два с половиной часа. За это время я успел обуться, одеться и перекусить. Еду принесли двое хмурых охранников. Разговорить их не удалось. На все вопросы с моей стороны они только пожимали плечами: мол, знать не знаем и ведать не ведаем. Сквозь приоткрытую дверь я успел углядеть ещё, как минимум, четверых с шокерами, дежурящих в коридоре. Пробиться через них силой, даже при наличии МСЛ, не стоило и пытаться. Хочешь не хочешь, пришлось прикидывать другие, менее кровожадные варианты побега из комнаты-камеры, а потом из поместья.
Чего-то разумного придумать мне, к сожалению, не удалось. А потом дверь опять отворилась, и на пороге моей «золочёной клетки» появилась тюремщица.
В правой руке у Астоэ была бутылка (вероятно, с вином), в левой — два стеклянных бокала.
— Не помешаю?
Я нарочито грубо зевнул и поднялся с кровати. Судя по проскользнувшей гримасе, хозяйке поместья не слишком понравилось, что я валялся на дорогом покрывале прямо в одежде и обуви. Но — делать нечего — самостоятельно избранную роль требовалось отыгрывать до конца.
Женщина подошла к столику, поставила бутылку с бокалами, уселась в одно из кресел, небрежно закинула ногу на ногу… Одета она, кстати, была опять в балахон, только не белый, как на арене, а полупрозрачный, почти ничего не скрывающий (включая отсутствующее бельё). Не знай я о том, что бо́льшая часть её тела искусственная, мог бы даже, наверное, возбудиться. А так… нет, никакого влечения к ней я не чувствовал. Скорее, наоборот, такое соседство мне было неприятно…
«Трахни её! Жёстко! Жестоко! — неожиданно зло приказала Мела. Именно приказала, а не предложила. — Чтобы ей было больно и страшно! Чтобы она уползла отсюда еле живая!»
Я удивился.
«Зачем тебе это?»
«Затем, что…»
Спутница вдруг осеклась и резко закрылась, словно бы устыдившись сказанного.
Я всматривался в её барьерный рисунок и невольно сравнивал его с рисунком Астоэ.
Они были чем-то похожи, но в то же время совершенно различны.
Как будто бы кто-то когда-то взял два одинаковых бумажных листа, сделал на них два идентичных наброска, но после раскрасил их так, что уже никто никогда не сумел бы найти в них хоть что-нибудь общее…
Никто не сумел бы…
Но только не я…
Астоэ разлила вино по бокалам и начала что-то говорить, а я, ничего не слушая и не слыша, напряжённо всматривался в оба рисунка.
Что мне хотелось в них отыскать?
Вероятно, подсказку.
Если во время боя белые нити в ауре киборгши давали возможность откатывать время на пару мгновений назад, то здесь и сейчас, когда в распоряжении у меня целый клубок из таких же нитей от Мелы…
Да. Это и в самом деле могло получиться.
Стоило лишь захотеть.
И я захотел. Потянулся к себе, к той части моего разума, которую занимала «соседка».
Тонкие золотистые нити коснулись белого сгустка, проанализировали ситуацию, прикинули, какой нужен отклик, количество, мощность слияния, глубина, а затем, частично превратившись в иглу, воткнули её в нужную точку.
На неуловимо короткий миг сознание озарилось огнём, но он тут же погас, оставив после себя чистую, чуть обновлённую ауру. В том месте, куда входила игла, в барьерном рисунке спутницы появилась маленькая золотистая ниточка…
Висящие на стене раритетные ходики показывали «минус два сорок пять». Кроме меня в комнате никого не было. Столик был пуст, кровать аккуратно заправлена, дверь приоткрыта, но ранец с лопаткой лежали на прежнем месте. Почему они переместились во времени вместе со мной, бог весть, но я по этому поводу ничуть не расстраивался.
«Надо же! У тебя получилось», — в голосе Мелы сквозило настоящее удивление.
«Ты ожидала чего-то другого?»
«Нет, но… — а теперь она, похоже, смутилась. — Просто я думала…»
«Продолжай», — подбодрил я её.
«Я полагала, что сразу у тебя ничего не получится. Думала, тебе нужна встряска».