«Смотри! Тут, кажется, кто-то есть», — внезапно сообщила «соседка».

Я обернулся.

Шагах в тридцати от берега, где уже начинался подлесок, стоял человек. Стоял, опирался на сучковатую палку и с любопытством смотрел на меня. С виду немолодой… Скорее, даже старик. Опасности от него я не чувствовал. Аура у неизвестного была, как и у большинства обитателей здешних мест, зелёная…

Раздумывал я недолго. Быстро поднялся, закинул на плечи рюкзак и направился к старику.

— Здравствуйте, уважаемый.

— И тебе, мил человек, не хворать, — с готовность откликнулся незнакомец.

— Я — Дир, а… вас как звать-величать?

— Да я уже и сам не упомню, — вздохнул обладатель палки. — Всё чаще Старым кличут. Значицца, и для тебя тоже пущай буду Старый. Оно и привычнее. Сам коль забудешь, другие зараз подскажут.

— Ладно. Старый так Старый, — я согласно кивнул и указал себе за спину. — Вы, кстати, не в курсе, мост через эту реку имеется?

— А тебе, ить, зачем? Просто узнать иль по делу?

— Я на ту сторону хочу перебраться.

— На ту сторону? Эвона как! — всплеснул руками дедок, чуть было не уронив свою палку. — То-то я всё гляжу, как ты по боло́тине прыгаешь аки посуху, да всё никак…

— Так есть он здесь мост или нет? Или, быть может, лодка какая?

— Не, лодочки тута нету. И моста нету. И конца у болота нету. Ничего, стало быть, нету. Так и живём.

— А как же другие тогда через это болото перебираются?

— Как-как… — почесал старик бороду. — Гать, стало быть, строят. Вот как.

— Гать? Из чего?

— Из брёвен, вестимо. Лежнями их кладут, лежнёвка, ить, и выходит.

— А инструмент?

— Струмент, стало быть, у меня берут.

— Так он у вас есть?

— Есть, как не быть-то?

— А… мне им попользоваться позволите?

— Дык, а чего ж не позволить-то, раз человек хороший?..

Землянка Старого располагалась неподалёку. Даже удивительно, как я её не заметил, пока шёл по берегу. Ведь топилась она по старинке — дровами, и дым из трубы был виден за несколько тин.

— Давно тут живу, — сообщил невпопад хозяин землянки, когда мы зашли внутрь.

Интерьер у лесного жилища, что любопытно, разительно отличался от того, как оно выглядело снаружи.

Покосившиеся, ушедшие глубоко в землю стены, скрипучая дверь, грязное узенькое окошко, прогнивший порожек, покрытая мхом крыша, каменная труба, кажущаяся из-за копоти чёрной… И — сверкающие масляным блеском полы, электрическое освещение, современный санузел, приборы непонятного назначения, мягкий удобный диван с такими же креслами.

— Давно — это сколько? — дежурно поинтересовался я, осмотревшись.

— Да кто ж его знает? Не помню, — отмахнулся старик. — А струмент вон там можешь глянуть.

Инструмент для строительства нашёлся в чулане. Топор, электропила, сучкорез, мотки тросов различной длины и диаметра, самодвижущиеся волокуши.

— Откуда такое богатство, Старый?

— Не помню. Есть и есть, а откуда, не ведаю, — отбоярился всё тем же макаром хозяин. — Прямо сейчас начнёшь али с утра?

— Ну, а чего ждать-то? Прямо сейчас и начну. Чем больше сегодня сделаю, тем меньше завтра работать.

Старик посмотрел на меня странным взглядом, но ничего не сказал. А я уложил всё, что могло понадобиться, в волокуши и потащил их на улицу…

Гать я устраивал почти до полуночи, благо ночное зрение функционировало не хуже, чем раньше на Флоре. Всего успел уложить около пятидесяти тян настила. Сначала, правда, не всё ладилось, но потом приспособился: хворост и сучья в подложку, брёвна поверх. Как раз хватает, чтобы их между кочками перекинуть. В целом, хотя и умаялся, но остался доволен. Если и дальше работать в таком же темпе, то за два дня точно закончу. Танки, конечно, по моему мосту не пройдут, но человек — запросто.

Заночевать хотел прямо на берегу, но Старый мне не позволил:

— Чего же ты в дом не идёшь? Не по-людски это, за дверью ночлежничать.

Логично. Спать в доме в тепле действительно лучше, чем под открытым небом на холоде.

Наутро, наскоро умывшись, я вышел наружу и охренел. В том месте, где вчера вечером колыхался участок гати, теперь было девственно чисто. Ни щепки, ни ветки, ни колышка. Даже если б лежнёвку и смыло, хоть что-нибудь, да осталось бы, сто пудов.

«Что за фигня, б…?!»

«Фу, как некультурно!» — не преминула возмутиться «соседка».

«Какая к бене культура, если всё, что построил, коту под хвост пошло?!»

«А подумать была не судьба?»

«Подумать? О чём?»

«О том, что тебе говорили и я, и Мельна. Наш мир — это мир-без-времени. Мир сплошного сегодня».

«То есть… ты хочешь сказать, что всё, что я сделал вчера…»

«Неправильно говоришь!» — оборвала меня Мела.

Секунд пятнадцать я тёр себя за ухом, пытаясь понять, что не так.

«Ну? Дотумкал?» — устала ждать собеседница.

«Эээ… будем считать, что да».

«И?»

Я тяжко вздохнул и попробовал разложить всё по полочкам:

«День, когда я пришёл к Реке и начал строить лежнёвку, был не вчера, а сегодня. Так?»

«Ну, предположим. Что дальше?»

«А сегодня у нас снова сегодня, поэтому то, что я делал сегодня, сегодня ещё не сделано».

«Верно».

«И вывод из этого следующий. Если сегодня закончить работу я не успею, то на следующее утро от этой работы ничего не останется, потому на следующее утро будет снова сегодня, а вовсе не завтра. Правильно?»

«Ну… почти», — после недолгой паузы ответила Мела.

«А почему почти?»

«Не могу говорить».

«Опять блокировка?»

«Да».

Чёрт бы подрал эту дурацкую блокировку!

Вслух я, конечно, этого не сказал, и собеседница этого не услышала, но догадаться было нетрудно. Я был не просто зол. Я был практически в ярости. Но — делать нечего — пришлось начинать всё сначала.

Весь день я пахал, как бобик. Рубил деревья, очищал их от веток, таскал к топям хворост и брёвна, мостил из них гать. Работал почти беспрерывно и даже перекусывал на ходу, однако, увы, дойти сумел только до середины. Минут за тридцать до окончания суток мелькнула мысль продолжить и дальше, но Мела пресекла эту инициативу самым решительным образом:

«Ещё чего?! Хочешь оказаться прямо среди Реки, а вокруг лишь болото и ничего больше?»

«Скажешь тоже. Естественно, не хочу».