– За что ты борешься, женщина? – спросил он.

– За то же, что и все, – ответила я, рискнув убрать его не сопротивлявшуюся руку от себя. – За будущее.

Далеко в темном сером небе сверкали зарницы грядущей с востока грозы.

Сорок два с небольшим километра остались позади, и Алеша заглушил двигатель внедорожника. Ворота военной базы, закрытой так давно, что о ней вообще забыли, не оставив даже крошечных точек на карте, пропустили последний мотоцикл и со скрипом закрылись.

Алеша открыл мне дверь с пассажирской стороны, и я вышла из машины. Каблуки тут же провалились в мягкую землю с примесью песка, высушенную солнцем в отсутствии хоть каких-то деревьев.

Я убрала волосы от лица и, прикрыв ладонью глаза от жаркого ветра, гнавшего в сторону внедорожника пыль, осмотрелась. Сорок два километра при моей власти было не так уж много, но ведь не было ничего абсолютного, как и не было абсолютного ничего. Главное, что я была здесь.

– Он ждет, – лаконично сообщил подошедший ко мне Богдан, чьи вооруженные до зубов волки были буквально везде.

Я посмотрела на Чечика, с непроницаемым видом державшего автомат. Я взяла с собой только наших ребят, вежливо (а может, и не очень) отказав и Ибрагимову, и Яне. Чечик едва заметно кивнул мне, и я повернулась к Богдану.

– Веди.

Богдан провел меня и Алешу мимо казарм до центрального здания, которое мы обогнули и уже с торца спустились на цокольный этаж.

Лед в груди ровно пульсировал в такт с сердцем. Я была готова к тому, что ждало меня, ведь сегодня все закончится. Так или иначе.

Еще один шаг и еще один, и еще один…

Достаточно большая, как для подвала комната, в которую не доставал солнечный свет, была тусклой и серой, пропитанной сыростью, крысиным смрадом, мочой и кровью, которой был разрисован пол. На грязном столе под крошечным окном лежали всевозможные инструменты, о предназначении которых было не сложно догадаться, а под ним стояло ржавое ведро, над которым вились мухи.

Посередине комнаты среди россыпи отстрелянных и покрытых засохшей кровью серебряных пуль и гильз, стоял стул, на котором сидел Гриша.

Торс с разорванной на нем футболкой, пропитанной кровью, был полностью покрыт фиолетово-синими пятнами, а на груди в том месте, где была татуировка, сочилась гноем корка, края которой были воспалены. Ноги, привязанные к ножкам стула, казались безжизненными, и джинсы на них тоже были пропитаны кровью от многочисленных выстрелов в них и таких же многочисленных грубых выковыриваний из них серебряных пуль. Ну, а лицо… Это и лицом-то назвать нельзя было, настолько оно было покрыто всевозможными порезами и свежими следами от сигареты.

Гриша был в сознании и его взгляд, обращенный на меня, выжигал сердце и душу. Сколько же в нем было боли и усталости! Но была также и злость с примесью страха. Уверена, волкодав крыл Серого и Алешу, да и меня тоже, последними словами за то, что я была здесь.

Подумаешь! Всего-то пришла спасать его и кровью платить за кровь!

– Долго же ты шла к нам, куколка! – лениво протянул Коппель. Он стоял у стола спиной ко мне и, кинув в ведро дымящуюся сигарету, повернулся ко мне лицом.

Я отвела взгляд от Гриши и посмотрела на ювелира, которого узнала с трудом, настолько ужасающим выглядел волк по сравнению с моими воспоминаниями о нашей первой встрече.

– Нравится? – спросил Коппель, демонстративно повернув голову влево, чтобы мне было лучше видно его обезображенное лицо.

Не знаю, что это было, взрыв или же пожар, но огонь не пощадил волка и навсегда оставил на нем свой поцелуй: правый глаз был едва заметен и скорее всего слеп; уголок губ с той стороны размылся вверх, будто Коппель все время криво улыбался; от рыжеватых кудрей остались только клочья, как и от одной брови. Черная рубашка была застегнута под самое горло, прикрывая спускавшиеся по шее и вниз на туловище узоры шрамов.

– Ангелов не плохо над тобой поработал, – спокойно ответила я, воззвав ко всей выдержке и трезвости, на которую я только была способна.

– Нет, нет, моя дорогая! – промурчал Коппель, помахав пальцем в знак не согласия. – Не он! Нет, нет! Это ты! – мурчание перешло в злобное рычание. – Ты это сделала!

– Я? – переспросила я, в недоумении посмотрев на стоявшего позади меня Алешу. Брат пожал плечами, мол, кто как хочет, так и считает, с чем я не могла не согласиться.

– Разве это я, мой дорогой Маргус, – я вернула взгляд на Коппеля, – заставила тебя меряться размером с Ангеловым? Кстати, у него был просто огромный! – улыбнулась я. – Реально огромный! – Глаза ювелира загорелись. Может, представлял себе размер? – Я украла алмазы. Это так, – продолжила я, уже без улыбки, – но все остальное сделал ты сам. – Я не спеша прошлась к столу с инструментами для боли. – Ты, мой дорогой, не пожелал смириться с проваленной сделкой и, вместо того, чтобы двигаться дальше, решил доказать себе и своему покойному папаше, что ты круче Ангелова, за что и поплатился. Скажи мне, Маргус: какой на ощупь огонь? – поддела я, повернувшись к нему.

Лицо ювелира перекосило, но он смог взять себя в руки.

– А что мы все обо мне, да обо мне? – весело произнес Коппель, отвратительно выгнув губы с левой стороны, продолжив тем самым кривую улыбку. – Как тебе наше с Григорием творение? – Он подошел к Грише и потянул его за волосы, чтобы приподнять постоянно падавшую на грудь голову.

Волк-брюнет оказался прав: силы Гриши были на исходе. Я слишком долго его искала.

– Мы так, так старались! – добавил между тем Коппель. – Особенно, когда узнали…

– Это последний, – перебила я и бросила на пол алмаз, цветом напоминавший пламя огня, который держала в руке.

Он упал четко в пятно относительно свежей крови и среди серебряных пуль заиграл в нем так, будто он был уже обработанным бриллиантом, а вместо крови была вовсе не кровь, а солнечный свет, только красного, если не алого оттенка.

– Последний алмаз из тех, что были у меня, – продолжила я, направившись в обратную от стола сторону. – Все остальные я продала, а на деньги с их продажи… – Я остановилась возле Алеши. – Да ты, наверное, уже знаешь! – Я улыбнулась. – Я купила город! Весь! И всех, кто в нем живет! Знаешь, что это значит, Маргус? – все с той же улыбкой спросила я. – Это значит, что живым ты отсюда не уйдешь. Это место, – я развела руки в стороны, – станет твоим склепом до тех пор, пока его не сравняет с землей природа или какой-нибудь застройщик.

– А ты стала самоувереннее, куколка! – усмехнулся Коппель. – Да, Григорий? – Он выпустил волосы Гриши и поманил к себе Богдана, стоявшего у входа недалеко от Алеши. – Вот скажи мне, милая моя Кира: с чего ты взяла, что сама отсюда уйдешь живой? А? Ты далеко от своей территории! – со вкусом катая на языке слова, продолжил Коппель, взяв из рук подошедшего к нему наемника пистолет. – А с тобой всего сколько бойцов? – Он подпер дулом пистолета подбородок. – Десять? Это очень мало! Очень, очень… – сладко жевал он, улыбаясь все шире. – Мало.