Только оказавшись с сестрой в безопасности и покое двухуровневого жилища дяди, Даня понял, что он сегодня сделал. И какие последствия у этого всего будут. По крупицам крепнущее осознание приводило его в ужас, и организм откликался на это, то пуская в пляс сердце, то стискивая желудок. Оставаться с собой наедине не хотелось, поэтому Даня вылез из-за стола и присоединился к дяде Назару, курящему на балконе.

— Ну если чай не идет, — дядя Назар взъерошил редеющие волосы на макушке и прищурился в многослойную тьму, горящую редкими окнами и фонарями, — тогда, может, виски?

— Нет, спасибо. — Даня нашел в себе силы улыбнуться, облокачиваясь на перила слева от дяди. — Спасибо, что приехали так быстро.

— Да не за что, парень. Ты молодец, что позвонил. Как представлю только, что должна была переживать Юленька, чтоб решиться на такое…

Дядя Назар скривился, и швырнул бычок вниз, и, как только искорка исчезла в темноте, хлопнул себя по лбу.

— Черт! Дурная привычка. Не говори Ульяне, ладно? — Он сделал виноватое лицо. — Она тут для этого дела пепельницу поставила, а я никак не перестроюсь.

— Не скажу, — пообещал Даня. Еще несколько минут они стояли молча. Ощущение теплой кухни за спиной придавало обоим сил, позволяло отчасти примириться с углубляющимся холодом. Расходиться было рано.

— Я олень, — неожиданно сказал Назар. — Сейчас спрашиваю себя: неужели я раньше не замечал, что у вас дома что-то не так? И знаешь, все я замечал. Но думал: двое взрослых людей, с образованием, с репутацией — ну они-то точно получше моего знают, что со своими детьми делать. Сам-то я горе-отец, вообще бесполезный, только нянек Зиновию оплачивать горазд да Ульяне психотерапевта. Ну ты видел, Зиночка нам спуску не дает.

Улыбка, вспыхнувшая на лице дяди Назара при упоминании трудного ребенка, все равно была теплая, наполненная редкой отеческой нежностью. Даня и Юля всегда были шелковые. Но их папа едва смотрел в их сторону.

Назар прочистил горло, полез за новой сигаретой. Даня почти пожалел, что отказался от виски.

— Я что хотел сказать… Уж не знаю, какие оправдания у папаши твоего могут быть, но про маму кое-что расскажу. — Он затянулся, выдохнул дым в ночной воздух. — Наш отец — твой дед — был человек военный, а там приживаются либо настоящие патриоты, либо мрази и мудаки. Так вот, дед твой был мудак. Довел твою бабушку до сердечного приступа своими придирками. А Маргаритке, пока она росла, постоянно внушал, что все бабы — дуры и шлюхи и единственное, в чем они могут проявить себя, — это воспитать Мужчину. С большой буквы. Потому она за тебя и взялась с младенчества. А за Юленьку потом уже — так, от отчаяния. Или по привычке.

— Дед был старый урод. — Даня вспомнил, как играл с этим старым уродом в шахматы, как напряжена была мамуля, наблюдавшая за ними с остывающим чаем в руках, какой радостью — и облегчением — озарялось ее лицо, когда Данечка объявлял деду «шах и мат».

«Молодец, Маргоша, — хвалил дед зардевшуюся от удовольствия мамулю, — вундеркинда растишь».

Ну конечно, в этом было что-то гнилое, давнее, спрятанное под столькими слоями притворства, что уже бессмысленно в этом ковыряться. Ну конечно, мамуля тоже страдала в свое время.

— Но ее это не оправдывает, — пожал плечами Даня, поднимая взгляд на дядю. — Мне жаль девочку, которой внушали ужасные, несправедливые вещи. Но я не могу жалеть монстра, в которого она превратилась. Она почти уничтожила меня. И едва не убила мою сестру. Я не допущу, чтобы Юля жила с ней. Даже если придется продать почку, чтобы поддерживать ее…

— Не нужно продавать почку, — улыбнулся дядя Назар. — Если хочешь, предложение поработать летом у меня в отделе еще в силе. Нам всегда не хватает ребят с мозгами, а это же твой случай. И вы с Юлей можете жить здесь, сколько будет нужно. Я вам всегда рад, Ульяна тоже — ей ох как не хватает компании сейчас. А с родителями вашими мы все уладим. Надо им хорошо подумать над тем, что они сделали.

Докурив, Назар швырнул бычок вниз и снова выругался. У Дани в кармане завибрировал телефон. Это был Стас.

— Кто это звонит в такую пору? — нахмурился Назар, видно, переживая, что в такое время названивать могут только родители, и морально готовясь повторить им то же, что говорил парой часов ранее, пока Даня в спешке собирал их с Юлей вещи.

— Друг из универа.

Ну вот. Опять он назвал Стаса другом.

— Ну тогда оставлю тебя. — Дядя Назар приоткрыл балконную дверь, и Дани коснулось тепло уютной кухни. — Если можешь, покушай, ладно? Подогрей в микроволновке и покушай. А то Ульяна меня живьем съест.

Он ушел, и Даня ткнул в зеленую кнопку.

— Алло?

— Даня? Это Даня? Одногруппник Стаса? — С ним говорила незнакомая женщина, но по заплетающемуся языку и икоте, разбившей слово «одногруппник» надвое, Даня догадался, что это Стасова мама.

Алкогольная интоксикация, очевидно, продолжалась.

— Да. — Что однокурсник, а не одногруппник, уточнять не стал, не до того было — что-то в голосе женщины заставило Даню напрячься. — Что случилось?

— Это Мария. Я мама Стаса Гордиенко. Даня, ты не знаешь, где может быть Стас?

— А он не дома?

— Даня, ну звонила бы я тебе, был бы он дома! Он ушел! — Мария всхлипнула и снова икнула. — Ушел, оставил… оставил телефон.

— Записка была? — холодея, предположил Даня.

— Нет, нет… Я все тут перерыла, Даня. — Его имя из ее уст звучало так раздражающе часто, будто она опробовала на нем какие-то манипулятивные методики. Мама Стаса ему категорически не нравилась. — Игрушки! Я игрушки нашла.

— Розовых зайцев?

— Да. Их три было… Стасику в больничке подарили. А теперь их штук двадцать. Вот где он их набрал, Даня? И куда пошел на ночь глядя?

— Не знаю. Ложитесь спать, — брякнул он, не зная, что уместно говорить в текущей ситуации пьяной женщине. — Я… я подумаю, где он может быть. И перезвоню вам тогда.

Отключившись, Даня еще раз пожалел, что отказался от виски. Стас в его представлении был не тем человеком, который сбегает на ночные прогулки. Поэтому либо эта милая икающая женщина по-настоящему довела сына, либо Капюшоннику и его предполагаемым сподвижникам удалось выкурить его.

Бессилие, так героически побежденное парой часов ранее, выползло из своей могилы и обвило Данину шею.

Телефон завибрировал. Даня ответил на звонок не глядя, уверенный, что это снова Мария: она оставила впечатление человека, который будет названивать и названивать, пока не пошлешь ее прямым текстом. И даже после того, как пошлешь.

Но это оказался следователь Самчик.

Ничего выдающегося

Стас столько раз выходил из дому, но еще ни разу — с решимостью больше никогда туда не возвращаться.