на двадцать тысяч рублей. Что касается леса, то его вырубали в основном для нужд флота, и занималось этим государство. Кстати, о рыбе. Ее продолжали ловить. В Водле и других местных реках ее было так много, что «лов был весьма успешный лососей, сигов, лещей, щук, налимов, судаков и прочей рыбы; ловля производилась большими мордами (мережами), и в сутки вылавливали до 500 сигов, иногда до 30 пуд лососей». Правда, Державин замечает, что такие уловы остались в прошлом, поскольку власти запретили перегораживать реки сетями.

Пудож недолго успел побыть уездным городом Олонецкого наместничества – буквально через год он был преобразован в посад и включен в состав Онежского уезда Архангельской губернии, через три года его восстановили в статусе заштатного города и включили в состав Новгородской губернии, а еще через два года он вновь вошел в состав восстановленной Олонецкой губернии. Наконец в октябре 1802 года специальным указом было подтверждено возвращение уездного статуса Пудожа. Воображаю, сколько испорченной гербовой бумаги было выброшено в печки или употреблено на разного рода хозяйственные нужды пудожскими чиновниками из уездной канцелярии, окружного суда или дворянской опеки. Что же касается остальных пудожан, то, поскольку они жили от правительства в отдалении, то продолжали как ни в чем не бывало своевольничать, грубить местному начальству, разводить кур, стрелять рябчиков, тетеревов, диких уток, куликов и ловить мережами сигов, судаков и лососей.

Екатерина Вторая подарила жителям новоиспеченного города еще одну привилегию. Через год после указа о превращении Пудожского погоста в уездный Пудож вышел еще один указ «О дозволении жителям городов Пудожа, Лодейного поля и Кеми записываться в купечество и мещанство». По этому указу в городские сословия можно было записываться тем, кто жил в черте города и не более чем в двухверстном расстоянии от этой черты. Деревни в этих местах были маленькие, и потому в двухверстную черту вокруг города их попала целая дюжина. В дальнейшем они и стали городскими районами. В случае Пудожа, конечно, уместнее говорить о микрорайонах. Первым городничим губернские власти назначили секунд-майора Петра Спадаренкова. Тогда какого городничего ни возьми – почти все были секунд-майорами. Подчинялся городничий губернатору. Город стали отстраивать по-новому, теперь уже городскому плану, утвержденному Екатериной Второй. В 1786 году в Пудоже появилось первое каменное здание, выстроенное для казначейства. Все остальное оставалось деревянным – и здание присутственных мест, и казенные соляные и винные магазины. Появилась почтовая контора. Устроили за городской чертой новое кладбище, и при кладбище со временем построили церковь. Избрали городскую думу, в которой, кроме городского головы, было всего два гласных – один от купеческого сословия, а второй от мещанского. Наметили построить каменный собор, но средства… Вообще весь город был, мягко говоря, небольшим – три с половиной квадратных километра. За городом закрепили большой выгон, поскольку город городом, а коров, овец и коз у горожан никто не отменял. Деревню из Пудожа, кажется, и до сих пор не вывели – коровы по улицам ходят… Впрочем, до нынешних коров мы еще доберемся.

Через два года после того, как Пудож стал городом, в нем, по официальным данным, проживало девятьсот шесть человек обоего пола. Появились в городе и первые купцы. В купеческое сословие записалось шестьдесят с лишним человек. Три с половиной десятка лиц духовного сословия, одиннадцать разночинцев, чертова дюжина государственных крестьян, сто с лишним человек «временно проживающих при разных должностях»47, но более всего было мещан.

Кстати, о мещанах. В 1797 году в Пудоже при невозможности возвратить долг кредитор имел право заставить должника отрабатывать его. Сколько нужно для возращения долга – столько и отрабатывать. Пудожский мещанин Иван Баканин «по разным несчастным случаям впал в неоплатные долги, сумма которых простиралась до десяти тысяч трехсот рублей». Один из баканинских кредиторов согласился взять его на отработку с условием каждый год списывать с общей суммы долга двадцать четыре рубля. Иски о взыскании этих долгов были предъявлены в городской магистрат, а тот определил: «Как векселедавец мещанин Баканин, по несостоянию своему, впал в неоплатный долг, которого заплатить у себя наличной суммы денег и имения не имеет, а для того учинить с ним следующее: на основании Высочайшего 19 июля 1736 года указа, отдать его, векселедавца Баканина… кредитору Ерофееву… на четыреста тридцать лет и десять с половиной месяцев в работу, с тем, чтобы он выжил у него те годы и с работы его не отлучался и не бежал; а если же убежит, то отдан будет, как вышеописанной закон повелевает без зачету в каторжную работу…» Такое долговое рабство называлось «в зажив головою». Кабы мещанин Баканин не отдал Богу душу через два года, то и сейчас продолжал бы отрабатывать свои долги. Уже больше половины и отработал бы.

«Живущим здесь весьма трудно знать, что делается на белом свете…»

Война с французами Пудож стороной не обошла. Хоть и был он далеко от театра боевых действий, пудожане в боевых действиях против Бонапарта принять участие успели. В уезде в 1812 году было проведено два рекрутских набора. Один еще до войны, в апреле, когда брали по два человека с пятисот ревизских душ, а второй – в разгар боевых действий, в июле, когда брали уже по два человека со ста душ.

Уже поздней осенью 1812 года в Пудоже появились первые пленные французы. Было их всего девять человек – два капитана и семь нижних чинов, включая рядовых. С одним из этих нижних чинов приехала жена, родившая спустя некоторое время дочь, которую местный батюшка окрестил Дарьей. Разместили их по домам пудожан, и жили они на пособие, выдаваемое казной. Вернее, с трудом выживали. Рядовым выдавали по пяти копеек ассигнациями в сутки на продовольствие, а офицеры получали больше. Чтобы с голоду не опухнуть, французы плели на продажу кольца из волос, которые тогда были в моде, и изящные корзиночки из соломы, красили заборы и дома. «Кого они в особенности бранили, так это Наполеона, за то, что завел их в такую негостеприимную страну, и казаков, которые колотили их немилосердно, никому не давая пардону». В марте 1814 года, как раз тогда, когда союзные войска брали Париж, в Пудож прислали еще три десятка французских военнопленных, но уже через месяц, после заключения Парижского мирного договора, их всех отправили домой, во Францию.

В память о победе, или, как тогда говорили, в память об избавлении России от нашествия Наполеона, пудожане к 1820 году выстроили каменный Троицкий храм на месте одноименной старой деревянной церкви на высоком берегу Водлы. В