Девочка понятия не имела, что только что отобрала у горе-учёного последнюю надежду. Слишком долго над ним смеялись коллеги, сам правитель Моноптах велел вышвырнуть сумасшедшего за ворота замка, когда Лаин дошёл со своими бредовыми идеями и до него. Лунная жрица, как же давно это было! Молодой, дерзкий, смелый мальчишка, уверенный, что острого ума и свежей идеи достаточно для того, чтобы все двери распахнулись перед ним. Ага, конечно. Распахнутся они. С треском и скрипом.

По молодости Лаин раз за разом обивал пороги богачей, что могли бы выделить немного денег на изучение колдовства. Но те предпочитали платить не мальчишке, обещающему обуздать магию через каких-то двадцать-тридцать лет, а ведьмам, способным творить её уже сейчас. И богачам было глубоко плевать, что эти женщины обрекли себя на служение Подземью, что, и Лаин был в этом совершенно уверен, закончат они очень и очень плохо.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Об этом никто не говорил, об этом старались не писать и не думать. Но ничто не берётся из неоткуда. Если есть источник у света, если цветы распускаются после дождя, если вода кипит лишь в нагретом чайнике, если всё подчиняется законам энергии… У магии тоже есть источник.

И молодой, смелый учёный, не боящийся познакомиться поближе и разговориться с ведьмами и их фамильярами, умеющий читать между строк и делать выводы, учёный, который очень хотел сделать этот мир лучше, был почти уверен, что сила Подземья ему не принадлежит. Подземье питается ларами тех, кого сумели заманить демоны. И лишь эта сила подвластна заключившим договор.

Но, если есть тьма, есть и свет.

Есть ночь — наступает день.

Зло не существует само по себе. Значит, должна быть и другая магия, противовес, сила, которая не причинит никому вреда. Вот только в Подземье очень не хотят, чтобы люди, потенциальные колдуны, не совращённые лары, топливо… В Подземье очень не хотят, чтобы об этом кто-то знал.

Лаин пытался сделать этот мир лучше. Он надеялся избавить от страданий и искушения тысячи людей. И ещё он немножечко, самую капельку, и сам хотел колдовать.

Ведь до чего было бы приятно вернуться в стены школы, где он получил своё проклятое образование, взглянуть в глаза Учителю, столько раз отправляющему его на порки, возможно даже встретить пару очень знаменитых ныне учёных, с которыми они когда-то щедро раздавали друг дружке тумаки. И показать, у кого настоящая власть теперь!

Но заключать сделку с демоном Лаин не собирался. Зачем ему такой неоправданный риск? Ведь можно всего лишь найти ту самую, истинную, изначальную магию и…

— Па-а-а-а!

— Чего тебе, Триста?

Дочь радостно протянула ему жабу. Жаба раздувала щёки и пучила глаза: у неё не было ни малейшего желания знакомиться с учёным, пусть он и радеет за благо всего мира.

— Ты обещал сходить со мной в лес!

— Я обещал когда-нибудь, — Лаин запнулся, но всё же добавил как мог нежно: — Милая.

— Мама сказала, что, если «когда-нибудь» не наступит сегодня, в кровать ты больше не ляжешь. Только зачем тебе кровать? — недоумённо пожала плечами девочка. — Ты ведь всё равно обычно спишь здесь, за столом.

Прекрасно понимая, что именно супруга имела в виду, Лаин тяжело вздохнул. Тоскливо обернулся на стол, где возвышались стопки книг и заляпанные чернилами обрывки пергамента. Последние никак не желали складываться в мозаику ответов на вопросы жизни, смерти и вообще.

— Где ты её нашла?

Учёный высвободил из цепких детских пальчиков существо, которое уже с натяжкой называлось живым. Жаба облегчённо вздохнула и, Лаин мог поклясться, показала мучительнице неприличный жест.

Неопределённо махнув рукой в сторону двора, дочь крепко-крепко ухватилась за край наглухо застёгнутого сюртука. Будто отец мог сбежать или оттолкнуть и захлопнуть дверь прямо перед её носом.

— Давай не пойдём в лес, — она подняла на него круглые блестящие глаза. — Мама сегодня дома. Давайте все вместе посидим.

Дома? Странно, Лаин был уверен, что слышал, как утром хлопнула входная дверь. Или это был вечер? А сейчас вообще что?

Впрочем, идея отложить прогулку пришлась очень кстати: что, если в голову учёному придёт гениальная мысль? Ведь он тогда сможет как можно быстрее подняться в кабинет и…

— Так ты выйдешь?

Брид сидела на полу в коридоре, укрывшись тенью, как фатой. Она устало опиралась на стену, как если бы просидела здесь очень долго. Ах да! Она ведь и просидела здесь долго! Только сейчас Лаин вспомнил, что они с Тристой уже заглядывали пару раз в кабинет и пытались его поторопить. Несколько раз… Два или три. Но не больше пяти. Точно, пять! На пятый он не выдержал и запер дверь, пообещав, что выйдет вот прямо сейчас.

Куда-то они и правда собирались. Кажется на рынок? Или на выступление бродячих артистов? Или то и другое вместе?

Он бросил короткий взгляд на стол: проследить, чтобы в его отсутствие не распахнуло ветром окно и не разметало бумаги по полу, как в последнее время случалось всё чаще, стоило ему только выйти из кабинета хоть ненадолго.

Ах, нет! Окно не распахнётся: он задёрнул занавески как раз тогда, когда запер дверь. В окно светило солнце, столь редкое к концу сезона дождей. Оно жутко отвлекало и слепило глаза. Сейчас же из-за плотной завесы не пробивалось ни лучика. Даже вездесущий серебристый свет луны исчез.

Брид с трудом улыбнулась. Пугающе. Понимающе. Она решила, что он оглянулся по какой-то другой причине.

— Триста, детка, отнеси жабу во двор. Пора выпустить её на волю.

Малышка нехотя поменяла край камзола на засучившее лапками животное.

— Прости, заработался, — зевнул Лаин. Может, повезёт и жена предложит поужинать и лечь спать? Она ведь тоже явно устала.

— Вижу.

Она с кряхтением поднялась на ноги. Стоило бы, наверное, подать руку, но пока Лаин закрыл и запер на ключ кабинет (сквозняк же!), Брид уже справилась сама и отмахнулась от запоздало протянутой ладони.

Вот сейчас она начнёт кричать. Стукнет мягкой рукой по стене, потом зашипит от боли и в этой боли тоже обвинит его, Лаина. Наверное, даже окажется права.

Но Брид стояла ровно, вытянув руки по швам и твёрдо глядя ему в глаза. Так, как смотрела лишь однажды, когда поймала его ладонь, стиснула и заявила: «Либо ты прямо сейчас на мне женишься, либо я сброшу тебя вон в тот колодец». И он женился. В колодец-то не хотелось. А ещё он был без памяти, совершенно, искренне и по уши влюблён. Влюблён так сильно, что всё чаще забывал о самой важной на свете миссии, о работе, способной изменить целый мир… Тогда Брид изменила его личный мир. И этого казалось достаточно.