– Зофья, идти одной было очень опасно, – сказала Лайла. – Что, если бы с тобой что-то случилось?

Взгляд Зофьи стал совсем безрадостным.

– А вдруг что-то случится с тобой?

Ее слова застали Лайлу врасплох. Ее ладонь начала пульсировать от воспоминаний о том, как Зофья с Энрике суетились над ее раненой рукой. Они любили ее, и каждый раз, когда она вспоминала об этом, это было похоже на внезапный луч солнечного света.

Гипнос вздрогнул.

– Этот левиафан – просто чудовище…

– Он не чудовище, – обиженно сказала Зофья. – Питомцы-автоматоны не такая уж редкость.

– Питомцы? – повторил Гипнос. – Она сказала «питомцы»?

– Питомец – это кошка или собака, – в ужасе начал Энрике.

– Или тарантул, – сказала Зофья.

– Прошу прощения, но…

– Не надо ничего у меня просить, – отрезала Зофья, и Энрике нахмурился.

– Я не могу представить, чтобы кто-то дал этой штуке кличку или испытывал к ней привязанность, – сказала Лайла.

Зофья задумалась над ее словами.

– Я бы назвала его Давидом.

Все умолкли.

– Давид, – повторил Энрике. – Тарантул по имени Голиаф и металлический левиафан по имени Давид.

Зофья кивнула.

– Почему…

– Символы, – напомнил Северин.

Зофья указала на последний символ шифра, который она нашла. Энрике потер свою нижнюю губу большим пальцем.

– Есть и другие повторяющиеся знаки, – задумчиво произнес он. – Они напоминают буквы. Может, если бы я заменил этот символ гласной – мы бы смогли прочесть послание. Давайте попробуем букву «а»? – Энрике отступил на шаг и покачал головой. – Хотя нет. Как насчет «э»?

Зофья склонила голову набок, и ее синие глаза загорелись решимостью.

– Если предположить, что «е» – подходящая гласная, то можно двигаться в обратную сторону… Все это накладывается друг на друга, как на координатной сетке…

– Алфавит на координатной сетке? – удивился Энрике.

Лайла наблюдала, как Зофья встала, вышла на середину комнаты и, после недолгих препираний с Энрике, все же расчертила на доске примерный рисунок сетки.

Энрике издал радостный возглас.

– Теперь нам остается только выстроить символы в ряд с буквами. Зофья, ты берешь второй шифр, а я – первый.

– Что мы делаем? – спросил Гипнос, нетерпеливо подавшись вперед.

– Наслаждаемся их гениальностью, – вздохнула Лейла.

Гипнос надул губы, но затем встал со своего места и уселся рядом с ней.

Он потянулся к ее руке, поворачивая ее то в одну, то в другую сторону.

– Как ты это делаешь, ma chère?

Лайла замерла. Неужели кто-то рассказал ему о ее способностях? Ее накрыла волна паники. Гипнос ничего не знал о ее секрете. Она не думала, что Гипнос начнет смотреть на нее иначе, просто он совсем не умел держать язык за зубами.

– Что я делаю? – осторожно спросила она.

– Да в том смысле, что… я не хочу никого обидеть… ты привносишь в эти собрания примерно столько же, сколько и я, – сказал он. – Конечно, можно организовывать меню, но я уже пытался это делать и, как ты знаешь, с треском провалился. Как ты…

Он осекся, но Лайла знала, что он хотел сказать: заслужила свое место в команде. Она вспомнила, что он говорил в музыкальной комнате московского чайного дома. Лайле показалось, что музыка помогает ему спастись от одиночества, и, даже коснувшись его манжета, она почувствовала, как это одиночество отзывается в ее сердце. Это было похоже на ледяной дождь, каплями стекающий по ее шее, как будто она смотрела на теплую комнату сквозь мутное окно, но никак не могла найти дверь, ведущую внутрь.

– Подожди еще немного, – сказала Лайла, сжимая его руку. – Я думаю, что люди придают гораздо большее значение тому, кто ты, а не с кем ты.

Лайла напряглась, не зная, обидится ли он на ее последнее замечание. Все знали об их связи с Энрике, но насколько это серьезно? Привязанность Гипноса всегда казалась ей недолговременной, несмотря на всю его искренность, но все изменилось, когда Энрике не упал в обморок после путешествия через портал. Тогда Гипнос настоял на том, чтобы ухаживать за ним. И все же Лайла заметила, что его пристальный взгляд гораздо чаще был обращен к Северину, а не к Энрике. Его рука на плече Энрике не была похожа на заботливый жест: Гипнос словно пытался найти якорь, за который он мог бы держаться. Патриарх Дома Никс помрачнел, и его почти виноватый взгляд метнулся к Энрике.

– Кто я, – повторил Гипнос. – Думаете, что я тоже своего рода шифр, мадмуазель?

– Не льсти себе.

– Кому-то нужно это делать, – высокомерно сказал он. – И все же, как взломать шифр? Может, с помощью имени? Может, ты даже назовешь мне свое?

Лайла смерила его раздраженным взглядом.

– Лайла.

– Ну конечно, а я родился Гипносом, – с ухмылкой сказал он и отпустил ее руку. – Но ведь имена, которые нам дают при рождении, могут ничего не значить, а имена, которые мы даем себе сами, что ж, возможно, они отражают нашу настоящую сущность.

– И твоя сущность – это бог сна?

Ухмылка Гипноса немного смягчилась.

– Я хотел быть человеком, которого видел лишь в своих снах, вот я и назвался именем бога сновидений, – тихо сказал он. – А ты?

Лайла вспомнила тот день, когда выбрала свое имя, увидев его в одной из книг ее отца.

Оно означало «ночь».

– Я выбрала имя, которое скрывает все изъяны.

Гипнос кивнул. На мгновение ей показалось, что он скажет что-то еще, но тут их прервал голос Энрике.

– Я все понял! – воскликнул он. – Все это время за символами скрывалось сообщение.

Лайла закрыла глаза, чувствуя, как в ее груди поднимается паника. Успокоив себя, она открыла глаза и посмотрела на перевод первой строки:

Зубы дьявола взывают ко мне.

Затем ее взгляд опустился к значению символов, которые нашла Зофья:

Я – дьявол.

Зофья почувствовала, как ее пульс участился, когда она услышала эти слова… Я – дьявол.