– А гиппокамп?

– На этот вопрос не отвечу. Сложно при визуальном осмотре. Опять же делать срезы. Год будем ждать. Вывод таков. Лисы выросли и поумнели. И у всех на лбу еле заметные шрамы, которые, предположительно, могут являться следами электродов, ясно, что Вадим проводил свои личные опыты. Им есть что вспомнить, Рая! Вот почему они напали на Вадима.

– Предположу, что по заказу притравочной станции он старался вызвать у лис агрессию. Чтобы проверить лайку на ответную агрессию.

– Я звонила Пахомову, – сказала бабушка. – Он сказал, что точно помнит, что такого разговора не было. Ему не нужны были агрессивные лисы, ему просто молодняк надо было натравить на зверя, научить… Ему не нужен был агрессивный зверь, Рая! Вадим сам, по собственной или чьей-то ещё воле, занимался этим. Причём я видела прибор у него на полке, но мне даже в голову не могло прийти. Я не замечала следов на лбу – приходила вечером, зимой так вообще в потёмках, и никак не предполагала электростимуляции, я смотрела больше на зубы, на когти – лисы-то голодали…

– Да и жёг он их прямо над надглазничным отростком, вообще незаметно. Хитрый этот Вадим, как лис. Но я всё равно не понимаю. Лисы появляются, когда вы в опасности. Причём они теперь ещё и заметают следы.

– Как ты думаешь, куда они их утащили?

– Далеко не утащили. Охотники рано или поздно найдут останки. Не волнуйтесь.

– Лучше бы не нашли… Ты всё моё сожгла?

– Естественно. Ты за кого меня, Танечка Михайловна, держишь? Но ты мне зубы не заговаривай, отвечай: твоя версия – почему лисы стали вас спасать?

– У меня нет версий. Всё-таки случайность. Рядом шоссе.

Ляля хотела сказать, что лисы чувствовали, когда Ляле плохо, поэтому выбежали на поляну, но промолчала.

– А может, у них третий глаз открылся?

– Да ты что, Рая?! Ты – ветеринар, мы с тобой открытый мозг смотрели вместе. Какой третий глаз?

– Ой, не знаю, Татьяна Михайловна. Столько везде об этом пишут, об экстрасенсах, о колдунах, о целителях, об иноплане… – Карповская осеклась, хлопнула себя по лбу, вылупила глаза, на этот раз не обведённые тёмным и оттого похожие не на блюдца с каёмочкой, а на сахарные горошинки в розовой оболочке… – Танечка! Помнишь, Зоя рассказывала?

– Давай только не будем Зоины бредни при ребёнке.

– Какие бредни? – не удержалась Ляля.

Карповская поиграла глазами-горошинками, повращала зрачками, как это обычно делают в мультфильмах принцессы и в сериалах про любовь жеманные девицы, и сказала:

– А дети чувствуют потустороннее.

– Ну какое потустороннее, Рая?! Опомнись! Ты же ве-те-ри-нар!

– Ну мало ли, а вдруг Зоя правду тогда сказала? Ты сама говорила: у неё связь с животными. Только не говори, Татьяна, что ты такого не говорила. Я помню. Я многое помню. У меня гиппокамп выше среднего, я это чувствую, особенно когда злюсь.

– Боже мой, Рая! Это всё новогодние праздники, – запротестовала бабушка. – Зоя действительно хороший бонитёр, но и ты понимаешь животных, и ты бонитёр хороший.

– Но я-то по профессии, а у Зо – божий дар. Есть в жизни необъяснимое. Как ветеринар биохимику тебе говорю.

– Слушать не хочу.

– Бабушка! – решилась Ляля. – Тогда скажи мне: вот ты ушла, а я осталась дома и начала бояться, и тут же лисы по полю стали бегать, и не каждая сама по себе, а вместе.

– Парами?

– Нет, не знаю.

– Когда это было?

– Н-не помню. Не так давно. Зимой. Они мышковались зимой.

– Вот и сама говоришь: искали мышей, пищу искали.

– Нет, бабушка! Они ко мне прибегали! Они знали, что я их вижу.

– Слышь, Михайловна. Ещё к одной прибегали.

– Вы меня обе сведёте с ума, хуже, чем в КПЗ. Не хочу обсуждать. И не надо сравнивать Зою с Лялей. Зоя с детства была подвержена какой-то архаике, в изостудии делала маски чёрта и Бабы-яги, дома пугалась любого звука, особенно ночью – ей постоянно мерещились домовые, зашоренная она в плане материализма.

– А есть ли он, твой материализм?

– Рая! Давай не будем про бессмертные души, не надо. Живое умерло – нет его больше. Всё, что наблюдает Ляля, называется совпадением. Это антинаучно.

– Зоя чувствовала тонкие материи.

– Я тебя умоляю, Рая! Какие тонкие материи, когда есть обыкновенные магнитные поля, вот и все материи.

– Ну, Танечка Михайловна, побежала я. Со старым, как говорится, новым, чтобы в этом году мы все стали тигрицами и брали пример с серебристо-чёрных племенных лис.

– Но без капканов, конечно же! – рассмеялась бабушка. Ляле очень нравилось, когда бабушка смеялась. Понятна бабушкина радость: не скоро, приблизительно к лету, но у них будет плавать пять мозгов в пяти бутылях.

– Р-р-р-р! С годом тигр-ра! – зарычала Ляля.

– О-о-о! Лялечка! Тебя бы к логопеду не мешало… Побежала я, Танечка.

Ветеринар Карповская расцеловалась с бабушкой, чмокнула в лоб Лялю и «слиняла», волосы из-под шапки торчали в разные стороны, как у Бабы-яги, маски из бумаги папье-маше, висевшей на стене в прихожей. Ляля весь вечер умоляла бабушку ответить, что же такое случилось у мамы с лисами, но бабушка была непреклонна:

– Это ерунда, похуже твоей рекламы.

– Но, бабушка, ты все лекарства из рекламы скупаешь.

– Зачем бред пересказывать? Мир, Ляля, увы, материален. Лекарства материальны и реклама тоже, а мамины фантазии – всего лишь недоразумение.

– Это как?

– Значит, вот как: если можно потрогать, увидеть, услышать – это есть.

– А сон, то есть сны, их можно потрогать?

– Это мозговая деятельность, это сознание, тут посложнее. Считай, что и сон можно потрогать. А когда тебе говорят про разное волшебство… – Тут бабушка замялась.

– Что, бабушка?

– Волшебство бывает в сказке, а в нашем мире – нет.

– Значит, Дед Мороз приходит из сказки?

– Конечно.

– Сказка есть.

– Сказка-то есть, – устало выдохнула бабушка.

– Значит, и лисы наши приходят из сказки? Значит, в лесу есть сказочное место?

– Ляля! Я их вырастила. Они не из сказки, они просто живут в лесу.

– Но они долго живут, бабушка.

– Ляля! В питомнике у меня лисы жили и по двадцать пять лет.

Ляля не стала продолжать мучить бабушку, всё равно ничего не расскажет больше, только будет спорить до посинения. Ляля решила, что она спросит об этом маму.

Когда Ляле стукнуло семь и году тигра осталось жить четыре дня, Лялю как молнией ударило: мама! Она не видела маму целую вечность – со дня ссоры! С того дня, когда Ляля заявила, что они бедные, дальше появились такие желанные игрушки, но мама – нет. Ляля разговаривала с мамой по телефону достаточно часто. Сначала мама только звонила узнать, понравилась ли кукла и та ли это кукла, потом она спрашивала о домике, который принёс Дед Мороз, дальше надолго пропала, до самого лета. Ляля чувствовала, что мама переживает, помнит их разговор, думает над ним. Но когда произошла эта история со сберкассой, особенно когда бабушка обратно отнесла (под охраной старшей и младшей Карповских) эти помятые и даже прокусанные лисами купюры, Ляля ещё пуще разозлилась на маму. Это мама подговаривала бабушку говорить, что денег нет, – так почему-то решила Ляля. В сберкассе кассир заметила, что деньги рваные и мятые.