окинув печальным взором неподвижно лежащих лошадей и такую уютную карету (привыкла к ней, что ни говори), скомандовала:

– Всё, двигаемся! И всем рядом со мной держаться!

Но отойти далеко от кареты мы не успели.

«В пределах глубины сканирования обнаружен живой человек. Находится среди девяти мёртвых человеческих тел, только что пошевелился. Повреждения средней степени тяжести: сквозное ранение левого плеча, две пули, застрявшие в мышечной ткани правого бедра. Каких-либо прочих повреждений данный объект не имеет».

Этого мне ещё не хватало!

Оказывается, один из крысолюдов ухитрился каким-то образом уцелеть после устроенной мною бойни. Не совсем, правда, уцелеть, просто живым пока что оставался…

Вот именно, пока что…

И что же мне теперь с ним делать? Добить?

Поступить так в присутствии Лики я никак не могла. Да и в её отсутствии тоже. Одно дело стрелять в атакующих врагов, и даже во врагов отступающих (ибо не было никакой гарантии того, что отойдя и перегруппировавшись, крысолюды не предприняли бы попытку повторного нападения), это одно. А вот добивать беспомощно лежащего раненого… пусть даже он крысолюд…

Оставить, как есть? Мол, уцелеет, так уцелеет…

Только не уцелеет он, потому как вон уже тушканы в отдалении замаячили. Туда, к отравленным крысам боятся пока приблизится, ждут, пока газ ядовитый окончательно не развеется. Зато тут…

Тут для них тоже пиршество!

Так что пристрелить этого раненого крысолюда было бы даже гуманнее, нежели проголодавшимся тушканам живым его оставлять. От пули смерть быстрая – раз и всё!

В это время раненый крысолюд вновь пошевелился, и Лика это заметила.

– Живой! – закричала она, бросаясь в сторону лежащих вперемешку трупов. – Там кто-то живой!

– Стой, Лика! – в панике закричала я. – Назад!

Я бросилась вслед за подругой, но она уже наклонилась над лежащим крысолюдом, а потом и опустилась возле него на колени. И вот-вот должно случиться что-то ужасное с Ликой… вернее, должно было случиться, но…

Но ничего не случилось, ибо, когда я подбежала к Лике, то с великим облегчением обнаружила, что крысолюд вновь потерял сознание. Вернее, не крысолюд, а крысолюдка, ибо на земле лежала молодая симпатичная девушка с рыжими, совсем как у меня, волосами.

Правда, волосы у крысолюдки были значительно короче, а на вздёрнутом её носике виднелась целая россыпь веснушек, тогда как у меня веснушек отродясь не бывало, да и нос мой был, скорее, прямым, нежели вздёрнутым…

Некоторое время я лишь молча и с каким-то даже любопытством рассматривала лежащую у моих ног крысолюдку. Такая симпатичная, красивая даже… и личико такое нежное…

И страшно представить, во что может превратиться симпатичная эта девчушка, лишь только в сознание придя!

В это время крысолюдка вновь слабо шевельнулась, а я, вспомнив вдруг о грозящей Лике опасности, ухватила подругу за плечо и одним резким движением отшвырнула её в сторону.

И как раз вовремя.

Я даже не успела заметить, когда это крысолюдка успела здоровой правой рукой выхватить нож из закреплённых на поясе ножен, но нож этот прорезал воздух в точности в том самом месте, где мгновение назад находилась горло Лики. При этом крысолюдка даже глаз не открыла, вернее, открыла, но уже после того, как я, выбив из её руки нож, отбросила его далеко в сторону.

– Проклятая! – прохрипела крысолюдка, всячески силясь подняться. – Ненавижу тебя! Весь вас род ненавижу, мерзкие выродки!

Её хорошенькое личико исказилось до неузнаваемости, рот злобно ощерился, обнажив ровный ряд безукоризненно белых зубов.

– Убью! Всех вас желаю прикончить, тварей безволосых! Всех до единого!

Правая рука крысолюдки попыталась было нащупать лежащее неподалёку копьё, и я тут же отшвырнула это копьё ногой. На всякий случай.

– Как же я вас всех ненавижу, мерзкие бесхвостые ублюдки!

Крысолюдка попыталась подняться, но одного моего лёгкого толчка в грудь было более чем достаточно, чтобы она опрокинулась навзничь. И, кажется, вновь впала в беспамятство.

Некоторое время я лишь молча наблюдала за ней: не притворяется ли?… Потом, поняв, что крысолюдка отрубилась по-настоящему, повернулась в сторону Лики, по-прежнему сидящей на земле и с ужасом за всем наблюдающей.

– Видишь, а ты с ней побрататься решила! – Эти слова я произнесла одновременно, и осуждающе, и наставительно. – Вот и лежала б сейчас рядышком с перерезанным горлом!

– Она не виновата в том, что её такой сделали!

Проговорив, вернее, прошептав это, Лика вдруг вскочила на ноги и принялась торопливо осматривать окровавленные тела крысолюдов, задерживаясь подле каждого из убитых. И внимательно вглядываясь в их лица.

– Ты что делаешь? – не выдержав, окликнула я подругу, хоть и сама уже смогла догадаться, чем именно занимается сейчас Лика.

А мгновение спустя и сама Лика подтвердила эту мою догадку.

– Я ищу брата, – тихо и даже спокойно проговорила она, с каким-то даже вызовом вскидывая голову и внимательно на меня глядя. – Этого ты не можешь мне запретить, Повелительница!

Некоторое время я смотрела на Лику, она тоже продолжала смотреть на меня, потом я первой отвела взгляд.

– Я вспомнила, кто такие крысолюды, – продолжила, между тем, Лика. – Теперь вспомнила. Квентин как-то рассказывал мне о них.

– Да если бы твой брат и лежал здесь убитый, – выкрикнула я зло и, одновременно, с какой-то даже беспомощностью в голосе, – всё равно бы ты сейчас не признала его! И он тоже… и при малейшей возможности пронзил бы тебя копьём! В любом случае, даже если бы ты при этом вопила во весь голос, что он твой брат, а ты его сестра! Ибо он сейчас крыса! Не человек, а именно крыса, всего лишь с человечьим обличием, совершенно не помнящий своего прошлого, и этого уже не изменить! Понимаешь, Лика, этого уже никак нельзя исправить?!

Я замолчала, но Лика так ничего мне и не ответила.

– И в чём ты пытаешься обвинить меня сейчас, в чём?! – вновь закричала я. – Ведь, убивая этих крысолюдов, я вас этим спасала, и тебя в том числе! И если ты этого никак понять не можешь… не хочешь никак этого понять, тогда…

– Тогда, что? – тихо проговорила Лика.

– Тогда можешь считать меня убийцей!

Замолчав, я подошла к Лике почти вплотную.

– Ты знаешь, что это такое: сидеть возле мёртвой мамы и видеть крысиное копьё, пронзившее её почти насквозь?! Знаешь, как это больно, когда тебе медленно загоняют иголки под ногти, когда тебе зажимают в тисках пальцы, сильно, до хруста… когда прижигают грудь раскалённым железом?! Да, я изменилась, я сильно изменилась, и ты это правильно подметила ещё там, в доме у Квентина! И мне уже не стать прежней, никогда не стать… да я и не