на больничной койке, стал оглядываться, увидел, в каком изодранном состоянии находится его мощное тело, и замер, с удивлением себя осматривая.

Оливар почти не дышал. Он ждал чуда. И очень надеялся на него. Ровенец должен встать и пойти, несмотря на внешние раны на теле. И должен быть полным энергии и силы.

Аверин спустил ноги на пол, осмотрелся, задержался взглядом на двух бессознательных мужских телах. Мужчину слегка шатало из стороны в сторону. И вдруг мощная фигура напряжённо застыла, Оливар понял, что ровенец почувствовал его присутствие.

Рональд медленно обернулся и уставился на него немигающим внимательным взглядом. Варниус почувствовал, что мужчина узнал его. Именно как Оливара Варниуса, бывшего принца империи, а не как тюремного целителя Тюрьмы Пустоши.

Некоторое время Аверин молчал: видимо, многочисленные воспоминания проносились в голове ровенца, заставляя того мрачнеть на глазах. Когда мужское лицо стало совсем тёмным и хмурым, Рональд спросил:

— Что с Елей? — его голос прозвучал хрипло и надтреснуто.

— Она уже на свободе, — спокойно ответил Оливар, подходя ближе к ровенцу. — Ей удалось сбежать.

Лицо Рональда не отразило испытываемых эмоций, однако с лица учёного он не сводил немигающего холодного взгляда.

— Еления вряд ли ушла бы без тебя, но обстоятельства так сложились, что у неё не осталось выбора, — зачем-то проговорил Оливар, интуитивно поняв, что нужно сейчас сказать окаменевшему мужчине.

Глава 37

— Еля сбежала? — Рональд Аверин смотрел на учёного ничего не выражающим взглядом, и по его застывшему лицу было сложно определить, о чём он думал в данный момент и какие эмоции испытывал.

— Да. За ней пришёл жених — император Майстрим Данери, — бесстрастно ответил Варниус; перед мысленным взором Оливара встала картина с открывшимся порталом. Землянка и её возлюбленный уходили на расстоянии друг от друга, словно чужие.

Неожиданно для себя учёный подумал, что эта картина точно понравилась бы Рону Аверину. Жаль, что он не мог транслировать свои мысли ровенцу.

Аверин молчал.

Смотрел на него немигающим взглядом и молчал.

Молчание затягивались, и Оливар стал нервничать. В конце концов, чего он ждёт? Какой-то речи от ровенца? Благодарности, что спас его от смерти, ещё и не в первый раз? Вряд ли дождётся, а бесценное время, словно песок, утекает сквозь пальцы.

И тут Аверин ровно проговорил:

— Ты снова спас меня. Зачем?

— Ты нужен мне. Поможешь сбежать одному человеку, — немного нервно ответил Варниус.

— Какому?

— Ему.

Оливар кивнул в сторону Духа, взял за ручку саквояж, из которого недавно доставал сыворотки для ровенца, и направился к сыну. Вернее, хотел направиться, когда хриплый сильный голос Аверина остановил его.

— Нет.

Оливар замер на месте и вопросительно посмотрел на мужчину.

— Нет? — с удивлением переспросил он.

Тёмные глаза смотрели на учёного остро и проницательно.

— Сначала ты приведешь в чувство его, — ровенец указал на неподвижное тело Демона.

— Я не могу терять время, — с раздражением заявил целитель. — Долго объяснять, но времени для побега с каждой секундой становится всё меньше…

— Плевать, — Аверин смотрел холодно. — Сначала приведёшь в чувство Демона и его женщину, а потом уже… этого ублюдка.

Оливар побледнел, серые глаза потемнели от гнева.

— Выбирай выражения, — процедил он.

Аверин сощурил глаза.

— То, что эта мразь родилась в законном браке, ещё не говорит о том, что он не ублюдок, — холодно сказал он. — И я как раз подобрал нужное выражение.

— Я не понимаю… — нахмурился Оливар.

— Угу, конечно, — резко перебил его Рон. — Если ты не понимаешь, то я тогда королева фурий Бердайн Огдэн, а этот кусок дерьма совсем не Роланд Варниус, твой сын и предводитель невидимок.

Оливар сжал челюсти, его глаза сузились до двух злых щелей, но Рональд Аверин продолжал говорить, и голос его звучал ровно и спокойно, и от этого его слова воспринимались учёным ещё острее.

— Слушай меня внимательно, великий спаситель человечества. Ты спас мою жизнь, и выходит, что не единожды. Но я плевал на это и не собираюсь целовать твои следы, даже «спасибо» говорить не собираюсь. Ты делал это не из человеколюбия, а я не просил тебя о помощи, сдох бы и сдох, никто особо не печалился бы. Я всегда ненавидел тебя и сейчас тоже ненавижу за то, что долгие годы ты мучил Елю, в ее мире, и в нашем, ставил над ней эксперименты, преследовал, угрожал… — голос ровенца вдруг сорвался, и Оливар невольно вздрогнул. — Я мечтал встретить тебя однажды и свернуть тебе шею.

Оливар невольно сделал шаг назад, — взгляд Рона Аверина теперь горел жгучей ненавистью, а лицо ровенца приобрело жестокое выражение.

— Теперь, получается, что я, вроде как, обязан тебе жизнью. И даже Еля обязана: здесь ты спасал и её тоже. Поэтому я просто сделаю вид, что тебя здесь нет, а ты поскорее уберешься отсюда. Только сначала окажешь помощь Демону и его жене. Она в другой палате, наверное? Жива осталась?

Оливар ничего не ответил, его затрясло от бешенства и бессилия.

— О своём сыне даже не думай. Его место здесь, в этой Тюрьме.

Аверин спрыгнул с койки и уверенным решительным шагом направился к замершему побледневшему Оливару. Это движение вывело учёного из ступора.

— Хорошо, — процедил он. — Я помогу Демону и его жене, она тоже жива. А вы поможете сбежать моему сыну.

— Нет, — спокойно отозвался Рон. — Ты сделаешь это, чтобы самому остаться в живых.

И тут Оливар рассмеялся, нервно и зло.

— Самому? Мне жизнь давно надоела. Моя цель — спасти сына. И если ты не будешь его спасать, то и я не сделаю больше ни одного шага. Можешь делать со мной всё, что хочешь.

Аверин сильным властным движением вырвал из руки учёного саквояж, который тот схватил, когда направился к сыну, поставил его на свою койку. Оливар взволнованно задышал за его правым плечом, с беспокойством наблюдая за действиями ровенца.

Тот открыл саквояж и хмуро уставился на совершенно одинаковые шприцы с жидкостями разных цветов.

— И как понять, где какое лекарство?

— Только я могу различить их, — глухо произнес учёный.

Аверин резко развернулся, уставился на Варниуса уничтожающим взглядом, но Оливар с невозмутимым лицом произнес чётко и громко:

— Майстрим Данери дал кровную клятву спасти моего сына. В обмен я спас