Темноволосая сумела опустить завязку ниже гладкойподвздошной кости, и блондинка этим воспользовалась как шансом запустить рукупод ткань. Мужчина закрыл глаза, откинул голову, и тело его среагировалоавтоматически, хотя рука схватила руку блондинки и постаралась отвести всторону. Но она явно не отпускала, не делая больно, просто не разжимая руку.

Вряд ли клуб потерпел бы такой уровень насилия, если быисполнителем была женщина, а человеком из публики - мужчина. Некоторые формыдвойных стандартов сексизма действуют не в пользу мужчин. Будь это женщина,народ бросился бы на сцену выручать ее, но он - мужчина и пусть самвыкручивается.

Я взяла Рамону за плечи и отодвинула в сторону, как предметмебели. Она перешла туда, куда я ее поставила, не открывая глаз. Мне стало ещенеприятнее от того, что она такая покорная, но не все сразу. Взяв мужчину заруку, я отодвинула его руку от руки блондинки. Сначала его рука не двинулась,потом он посмотрел - действительно посмотрел на меня. Глаза у него былибольшие, серые, а вокруг радужек - черные кольца, будто нарисованные карандашомдля бровей. Странные глаза. Но то, что он увидел в моих глазах, вроде быубедило его, потому что он отпустил блондинку. В руке у человека есть один нервпримерно на три пальца ниже локтя. Если попасть точно, то это здорово больно. Явдавила пальцы в кожу блондинки, будто ухватила нерв и вытащила его наповерхность. Я была зла и хотела сделать ей больно. Мне это удалось.

Она вскрикнула, разжала пальцы, и я смогла отодвинуть ееруку назад, не отпуская нерва. Она не сопротивлялась, только хныкала и гляделана меня раскосыми глазами, но боль прогоняет опьянение. Если бы я подержала еедостаточно долго, она бы протрезвела минут за пятнадцать - если бы не отключиласьраньше.

Я заговорила тихо, но голос мой был слышен отлично.Великолепная была акустика на этой сцене.

- Моя очередь.

Высокая испанка поползла прочь, путаясь в тугой юбке, покане хлопнулась плашмя лицом вниз. Чтобы упасть, ползя, надо хорошо набраться.Она приподнялась на локте и сказала хрипло, но со страхом:

- Он твой.

Я оттащила блондинку еще на пару шагов в сторону и медленноотпустила нерв.

- Сиди здесь, - сказала я ей.

Блондинка бросила на меня взгляд, который нельзя былоназвать дружелюбным, но вслух она ничего не сказала. Наверное, боялась меня.Вряд ли этот вечер выдался для меня удачным. Во-первых, я допустилаизнасилование разума милой женщины, потом навела страху на пьяных туристок. Чтоеще может случиться худшего, могла бы я подумать, но худшее было впереди.Оглянувшись на полуголого мужчину, я не могла понять, что мне с ним теперьделать.

И подошла к нему, потому что не видела более удачногоспособа покинуть сцену. Я, наверное, раскрыла свою легенду туристки, но Эдуардпозволил мне принести в клуб пистолет и ножи. На самом деле все мы былиснаряжены на медведя, или вампира, или на что угодно. Вышибалы, если они несовсем идиоты, не могли не видеть какого-то оружия. Просто во мне не призналиистребительницу вампиров, но жертву я никогда не умела изображать. Вообще ненадо было лезть на сцену, но теперь уже поздно.

Мы с этим мужчиной смотрели друга на друга, он все еще стоялспиной к публике. Наклонившись ко мне, он сказал, согревая мне кожу теплотойдыхания:

- Благодарю тебя, мой герой.

Я кивнула, и при этом легком движении мои волосы мазнули егопо лицу. У меня пересохло во рту. Сердце вдруг забилось слишком сильно иучащенно, будто в беге. Смешная реакция на незнакомого мужчину. Я чертовскиотлично чувствовала, как он близко от меня, как мало на нем одежды, как руки уменя висят по швам, потому что шевельнуть ими - значило бы коснуться его. Чтосо мной творится? Я столь остро не реагировала на мужчин дома, в Сент-Луисе.Есть ли что-то такое в воздухе Нью-Мексико или это просто кислородная недостаточностьв горах?

Он потерся лицом о мои волосы и шепнул:

- Меня зовут Сезар.

При этом движении изгиб его подбородка, кожа шеи оказалисьрядом с моим лицом. От него все еще исходил парфюмерный аромат тех женщин изабивал чистый запах его кожи, но сквозь него просачивался аромат поострее. Этобыло благоухание плоти, более теплой, чем человеческая, слегка мускусное, такоегустое и почти влажное, будто в нем можно искупаться, как в воде, но вода будетгорячей, горячей, как кровь, еще горячее. Запах был настолько крепкий, что япокачнулась и кожей лица почувствовала на миг мех, как грубый бархат.Чувственная память хлынула наружу и смела мое мужественное самообладание. Силажаркими струями растеклась по коже. Я еще раньше пресекла связь с ребятами, такчто была здесь сама по себе в собственной коже, но метки никуда не делись ивылезали в неподходящие моменты, как вот сейчас. Оборотни всегда друг другаузнают. Их звери друг друга чуют, и своего зверя у меня не было, а только частичкаот зверя Ричарда. И она-то среагировала на Сезара. Если бы я это предусмотрела,то могла бы предотвратить, но сейчас уже было поздно. Ничего опасного, простоприлив жара, танцующая по коже энергия, которая не была моей.

Сезар отдернулся, как обожженный, потом улыбнулся. Егопонимающая улыбка будто намекала на нашу с ним общую тайну. Насколько было мнеизвестно, в мире существовал только один человек, кроме меня, с такой теснойпривязкой к оборотню, и именно к тигру, а не волку, но проблемы у него были теже. Мы оба состояли членами триумвирата вампира, и никто из нас не был особоэтим счастлив.

Руки Сезара поднялись с обеих сторон к моему лицу и замерливблизи от него. Я знала, что он ощупывает этот напор неотмирной энергии, каквуаль, которую надо отодвинуть для соприкосновения. Только Сезар этого неделал. Он влил в руки собственную силу и держал меня в пульсирующей оболочкетеплоты. Мне пришлось закрыть глаза, а ведь он даже еще не коснулся меня -руками.

Я открыла рот, чтобы велеть ему меня не трогать, но неуспела вдохнуть, как его руки коснулись моего лица. Он втолкнул свою силу вмою. Она ударила, как электрический разряд, волоски на теле встали дыбом,мурашки волной прокатились ко коже. Сила потекла к Сезару, как цветок,поворачивающийся к солнцу. Я не могла ее остановить, и лучшее, на что я быласпособна, - оседлать ее, пока она не оседлала меня.

Он наклонился ко мне, все еще держа мое лицо в ладонях. Яположила руки поверх его рук, будто стараясь удержать. Сила истекала из егогуб, оказавшихся над моим ртом. Она играла в моем теле и вырывалась изполуоткрытых губ, подобно горячему ветру. Наши губы встретились, и сила хлынулав каждого из нас, покалывая и щекоча, как будто две гигантские кошки терлись онаши тела. Теплота переросла в жар, и прикосновение его губ почти обжигало,будто в любую секунду наша плоть могла соединиться, воспламенившись, проплавивкожу, мышцы, кости, и мы влились бы друг в друга, как расплавленный металлсквозь шелк.

Энергия перешла в энергию секса, как всегда бывало... у меня.Неудобно сознаваться, но это правда. Мы одновременно оторвались от поцелуя,моргая, как разбуженные лунатики. Он нервно засмеялся и потянулся ко мне, будточтобы снова поцеловать, но я уперлась ладонью ему в грудь и удержала нарасстоянии. Его сердце колотилось у меня под рукой. Вдруг я почувствовала бегкрови в его теле и не могла оторвать глаз от пульсирующей на шее артерии.Глядела, как быстро бьется кожа шеи, вздымаясь и опускаясь, и это напоминалоигру драгоценного камня в переливающемся свете. Вдруг у меня пересохло во рту,но секс тут был ни при чем. Я даже шагнула к нему, прильнула всем телом,приблизила лицо к шее, к этому скачущему пульсу жизни. Очень мне хотелосьприжаться губами к мягкой коже, вонзить в нее зубы, ощутить вкус того, что глубокопод ней. И я знала, что кровь его будет горячей человеческой. Не теплой, агорячей, как обжигающий поток жизни, согревающий холодную плоть.