и болтуна. Многие из издателей буквально приняли положение Распе и рассматривали «Приключения барона Мюнхгаузена» лишь с точки зрения критики лжи. Так, в частности, поступали некоторые русские издатели и переводчики произведения (К. Чуковский[310]). Но абсолютизация только этой стороны книги может привести (и приводила) к такому положению, когда, увлекшись развлекательной или нравоучительной стороной, исследователи забывали об одной очень важной проблеме — социально-критической основе произведения Бюргера. Ведь победа барона в своеобразном «состязании выдумок» достигалась, во-первых, тем, что он высмеивал лгуна, рассказав еще более яркую небылицу, во-вторых, захватывал слушателей умением составлять из обычного необычное, в-третьих, превосходно сознавал условия и обстановку, в которых делал «сообщения» о своих приключениях и путешествиях. Барон понимал, что от него ожидают необыкновенного, удивительного, т. е. того, что отсутствует в реальной жизни[311].

Поэтому Мюнхгаузен — сложная фигура, в которой воедино слились и непревзойденный рассказчик, удивительный мастер необыкновенного, человек, обладающий изощренной и тренированной фантазией, насмешник, использующий свой дар актера, и никчемный, жалкий филистер, трус, зазнайка, бездельник, наемник. В книге о бароне Мюнхгаузене произошел своеобразный сплав разнородных элементов в единое целое. Жанровое своеобразие складывается из традиций различных жанров литературы. Сама форма построения «Приключений» представляет собой воспоминания путешественника Мюнхгаузена о разных событиях его жизни.

Заглавие книги пародирует заглавия множества мемуарных произведений времени Бюргера и Распе. В нем содержится аннотация произведения. В то же время оно указывает и на ироническое отношение автора к предлагаемому материалу. Установка на необыкновенность, данная в заглавии книги, предваряет ее содержание. Титул книги указывает на юмористический, отчасти сатирический характер произведения. Уже само напоминание, что эти истории были рассказаны «за бутылкой в кругу своих друзей», подчеркивает определенное, снижающее значение заглавия. Оно является и наиболее широким указанием на тематическую принадлежность шванков.

С другой стороны, в книге сильно влияние приключенческих жанров. Все шванки, входящие в нее, так или иначе сообщают о приключениях неутомимого барона как в Германии, так и за ее пределами. Приключения Мюнхгаузена порождают новые авантюры. Барон постоянно оказывается в таких положениях, из которых обычный, не «авантюрный» человек не сможет выкарабкаться без ущерба. Мюнхгаузен пытается изменить неизменяемое в свою пользу. Как герой авантюрного романа, барон постоянно находится в битве с обстоятельствами, но ломает их, пробиваясь вперед. Судьба ничего «не может поделать» с Мюнхгаузеном, он сам творит свою судьбу, постоянно изменяя ход событий. Барон по своему общественному положению принадлежит к привилегированному сословию, в отличие от героя другого, сходного произведения немецкой литературы, Шельмуфского[312]. Барон оказывается втянутым в различного рода приключения по своей доброй воле. Над ним не довлеет сила рока. Даже бог всецело стоит на его стороне и интересуется, что же будет дальше.

Шельмуфский, герой книги Рейтера, — обыкновенный маленький человек, который никогда за всю жизнь не был дальше черты своего городка. Сидя в кабаке, он повествует о своих приключениях, которые настолько невозможны, что являются даже не фантазированием, а откровенным враньем. Шельмуфский даже не старается узнать немного больше того, что до него доносят слухи или рассказы таких же «бывалых» людей, как он сам[313]. Так, с важностью очевидца он сообщает доверчивым слушателям о том, что в Венеции нет воды, ибо город находится в горах, а вокруг него лежат пески. Герой Рейтера откровенно комичен. Его выдумки плоски, им не хватает точности, обоснованности, широты и конкретности шванков барона. А Мюнхгаузен фантазирует, учитывая реальную обстановку. Он всегда моделирует события, заботясь об их правдоподобии.

Мюнхгаузен и Шельмуфский (последний под другой фамилией) существовали в жизни. Но выделение барона из общей массы возможных героев отнюдь не случайно. Прототип Шельмуфского не был известен за пределами узкого региона. Мюнхгаузен же еще до появления книги о его удивительных приключениях пользовался широкой известностью в германских землях как бывалый человек и великолепный рассказчик. Появление образа дворянина-враля обусловлено и новыми социальными задачами, вставшими перед немецкими литераторами. В это время эпоха Просвещения в Германии уже приближалась к своему завершению, и «устремления немецких писателей сосредоточились на сокрушении устоев феодального общества... Поэтому хвастуном выступает теперь дворянин, и насмешка над его преувеличенным самомнением и тщеславием становится едкой»[314].

Неукротимое стремление к подвигам, непобедимость представляются чертами, роднящими барона с рыцарями ранних литературных эпох. Проходя или проезжая по различным местностям, странам и государствам, барон везде находит друзей и покровителей, которым он оказывает услуги, не заботясь, по его словам, ни о каком вознаграждении. Бескорыстность барона-рыцаря (рыцаря без дамы!) резко контрастирует с погоней за властью, деньгами, чинами, наградами, славой, которая, как можно сделать вывод из его рассказов, характерна для большинства окружающих людей. Мюнхгаузен превращается в пародийный образ, каким является дон Кихот. Герой Сервантеса путешествует в реальном мире, который он наделяет чертами, почерпнутыми из рыцарских романов. Он отправляется бороться со злом за справедливость и счастье человека. Барон Мюнхгаузен не может ответить на вопрос, что же заставляет его начать путешествовать; правда, однажды он утверждает, что путешествия с раннего детства были его единственной мечтой[315].

Герой рыцарского романа боролся и побеждал в реальном для него мире. Дон Кихот вступил в жизнь, существовавшую на самом деле. Барон Мюнхгаузен повествует о том, что якобы произошло с ним. Все его рассказы подкрепляются только постоянными уверениями в правдивости и достоверности происходящего. Даже появление спутника барона в седьмом морском приключении, служащее объективизации выдумок барона, направлено на уточнение, сатирическое «доказательство» правдоподобия событий из жизни барона.

Шванки, входящие в рассказы барона Мюнхгаузена, существенно отличаются от прозаических шванков, характерных для немецкой литературы. Если анекдоты Бебеля, Кирххоффа и прочих отделены друг от друга заглавиями и представляют собой замкнутое повествование, которое имеет обязательное морализаторское заключение или предложение, то для рассказов барона характерна непрерывность повествования. Мюнхгаузен рассуждает по ходу разговора, его отступления подтверждают ту или иную мысль. Они имеют подчас нравоучительный характер, но свободны от дидактики ранних немецких шванков. Поучительность здесь завуалирована. В своих рассказах Мюнхгаузен призывает слушателей понять, как необходимо бывает умение правильно выйти из затруднительного положения.

Для обоснования некоторых мыслей или доказательств правдивости барона поток повествования прерывается вопросами слушателей. Они принимают активное участие в создании рассказов, принуждая барона приводить дополнительные доказательства возможности происшедшего. Задавая Мюнхгаузену вопрос, слушатель как бы создает конфликтную ситуацию, выход из которой ведет к новому повороту мысли, к созданию нового шванка или к попытке теоретического обоснования Мюнхгаузеном необходимости искать и находить выход из любого создавшегося положения. В этом случае он использует все возможности, главная из которых заключается в предугадывании возможных вариантов решения задачи, а они,