подходить к проблеме комплексно: не обостряя отношений с «румынскими товарищами» и проявляя терпение, надо помогать им под благотворным влиянием «братских партий» постепенно изживать национализм в интересах безболезненного встраивания Румынии в систему мирового социализма. В конце концов, по логике Кадара, румыны сами должны понять на своем опыте, что извращения в национальной политике только осложнят ситуацию у них в стране. Чрезмерный нажим на решение одной лишь проблемы положения венгерского меньшинства и проявление нетерпения могут только усугубить ситуацию: румыны будут напирать на то, что это их внутреннее дело, прямая и жесткая постановка вопроса подтолкнет их к еще большему национализму и изоляционизму и лишь ухудшит положение трансильванских венгров, испортив к тому же румыно-венгерские отношения. Кроме того, в данном вопросе едва ли удастся заручиться поддержкой других компартий. На это указывал опыт общения Кадара и его соратников с советскими дипломатами, неизменно призывавшими решать спорные вопросы в отношениях с Румынией путем товарищеских контактов между руководством двух стран. В Будапеште хорошо знали: в Москве не хотят, чтобы сохранявшиеся разногласия между союзниками по блоку, тем более по национально-территориальным вопросам, выплеснулись на поверхность, ибо это даст западной пропаганде повод заговорить о трениях и отсутствии единства внутри советского блока. Но если такое вдруг случится и возникнет конфликт, советская сторона в лучшем случае займет равноудаленную позицию. Кадару и его соратникам было известно, что любые напоминания о венграх в Трансильвании советские дипломаты продолжали трактовать как пережиток венгерского национализма. Был памятен и уже упомянутый скандал 1956 г., когда статья Панди с довольно умеренной критикой румынской национальной политики вызвала со стороны официального Бухареста настоящий дипломатический демарш и в разрешение конфликта должен был вмешаться и советский МИД[489].

Между тем, учитывая настроения элитной венгерской интеллигенции, невелик был шанс избежать публичной критики румын, тем более в условиях начавшейся в Венгрии либерализации культурной политики. Начало ей положил живой классик венгерской литературы Дюла Ийеш, который на пресс-конференции во время поездки в Париж призвал собравшихся не напоминать ему об угнетении американских негров, пока в соседней Румынии венгры находятся в столь же угнетенном положении. Кадар, знавший, что любую публичную критику своей национальной политики румыны рассматривают как проявление венгерского ирредентизма, а бездействие при этом руководства ВСРП – как попустительство ирредентизму, реагировал с сильным раздражением, говорил на Политбюро о политической безответственности Ийеша и т. д.[490]

Как бы то ни было, и в венгерском руководстве все громче звучал голос сторонников более решительной постановки вопроса о положении трансильванских венгров в расчете на поддержку мирового коммунистического движения. На заседаниях Политбюро говорилось о том, что нельзя приносить своих соплеменников в соседних странах в жертву единству мирового коммунистического движения, тем более что сами румыны своей национальной политикой в отношении трансильванских венгров подрывают это единство[491]. При этом имели место дежурные ссылки на Ленина, и ортодоксальный Сирмаи возмущался лишением трансильванских венгров возможности читать многие произведения классиков марксизма-ленинизма на родном языке.

Шел 1964 год… Возникла дилемма: считать или нет своевременным ранее запланированный визит венгров на высшем уровне в Румынию. Кадар понимал, что его поездка в Бухарест при замалчивании в коммюнике сути обсуждавшихся проблем может быть озвучена румынской пропагандой как выражение полной солидарности Будапешта с проводимой в Румынии национальной политикой. Поскольку права трансильванских венгров реально находились под угрозой, такая трактовка будет негативно воспринята в Венгрии. Визит решено было на некоторое время отложить.

В июле 1964 г. состоялся трехдневный неофициальный визит в Будапешт румынской делегации во главе с Чаушеску, еще не лидером партии, но очень влиятельным членом ее руководства. В ходе переговоров с обеих сторон проявилась линия на сглаживание ситуации: Чаушеску сразу ушел от обсуждения проблем трансильванских венгров, Кадар лишь в общих словах указал на неприемлемость национализма и необходимость единства коммунистического движения. Однако в ходе переговоров некоторых острых вопросов все же избежать не удалось. Так, при обсуждении вопроса о книгообмене румыны отметили, что предлагаемая венгерская литература (прежде всего художественная) зачастую не склонна признавать существующие границы (по мнению румын, при этом совсем не важно время или эпоха создания литературных произведений). Особое недовольство румынской стороны вызвала публикации в Венгрии писем адмирала Хорти[492], воспринятых ими не как исторический источник, а как руководство к действию. Когда сторонам не удавалось обойти острых проблем, в зале переговоров возникала напряженность.

В мае 1965 г., уже после отставки Хрущёва и кончины Георгиу-Дежа Кадар при посещении с неофициальным визитом СССР в ходе неформального общения с Л. И. Брежневым и А. Н. Косыгиным на охоте в Завидово откровенно говорил о большом интересе венгерского общественного мнения к положению венгров в Трансильвании, добавив при этом, что не от всех соотечественников можно ожидать последовательно марксистской оценки происходящего. Румынский национализм, продолжал он, становится фактором, сильно влияющим на общественное мнение, создающим немалые проблемы для достигнутого в Венгрии национального единства и питательную среду для усиления антикоммунистических настроений. Советские лидеры дали понять, что любая попытка поднять этот вопрос до уровня проблемы всего советского блока вызовет со стороны румын негативную реакцию и еще больше оттолкнет их именно в тот момент, когда после ухода Хрущёва предпринимаются шаги по сближению с ними[493]. И позже, на других встречах, представители КПСС повторяли, что речь идет прежде всего о проблеме двусторонних отношений: пусть венгры договариваются непосредственно с румынами. Курировавший отношения с соцстранами секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов, принимая периодически посланцев ВСРП, не советовал делать проблему венгерского национального меньшинства центральной в венгеро-румынских отношениях. В Москве внутриполитическое положение в Румынии не вызывало беспокойства, не нравился лишь особый внешнеполитический курс. Это контрастировало с Югославией, внутриполитическая ситуация в которой (включая межнациональные отношения) пользовалась как раз большим вниманием в силу неприятия югославской модели самоуправления.

В марте 1966 г. Чаушеску принял в Бухаресте Кадара уже в новом для себя качестве генерального секретаря партии, обозначив свои установки по разным пунктам. Было подчеркнуто негативное отношение к проектам создания межгосударственных плановых структур, не был дан ход венгерским идеям расширения дунайского сотрудничества, как ранее советским предложениям о совместном использовании ресурсов Нижнего Дуная. По откровенно высказанному мнению румынской стороны, отношения двух стран соответствовали «стандарту», принятому в странах «социалистического лагеря», так что не было оснований искать чего-то большего[494]. Бухарест недвусмысленно препятствовал расширению культурного сотрудничества, опасаясь усиления будапештского влияния на трансильванских венгров. Неудовольствие венгерской стороны в связи с этим было настолько велико, что с весны 1966 г. в венгерской прессе стали все чаще писать о благоприятном положении с развитием культуры венгров Воеводины. Подтекст был очевиден: власти