– Какую?

– Крутую, блин.

– В библиотеку она заглядывала?

– Нет, она вечно хвасталась, что у них дома книг больше, чем тут. Такие они там все художники-интеллектуалы, а мы здесь серость сплошная – одни детективы читаем. Среди наших читателей она не числилась. А вот он приходил часто.

– Кто он?

– Руслан… Султанов, – девушка-морковка захлопала накрашенными ресницами.

– И что за книги он брал? Детективы?

– Ага, их все берут, он еще брал поэзию, Лермонтова. Бестужева-Марлинского и Толстого «Казаков».

– Я смотрю, вы наизусть его формуляр знаете, – Катя еще шире улыбнулась.

Щеки девушки-морковки стали пунцовыми.

– Какую книгу возьмете? – спросила она.

– Библию, – ответила Катя. – И если возможно, найдите мне самый полный том с комментариями и дополнениями. И все, какие есть у вас, научно-популярные книги по библейской тематике.

Время в библиотеках течет незаметно. Может, оно вообще стопорит среди стеллажей в этой вязкой душной тишине?

Когда Катя закончила читать толстый том с комментариями, час обеденный давно уже миновал. Она обменяла том на удостоверение и покинула библиотеку. Пошла прямо в кофейню, окутанную грозной аурой со дня того памятного майского группового побоища.

Как и снаружи, так и внутри облик заведения полностью противоречил репутации. Милейший зал с панорамными окнами, диванчиками, обтянутыми полосатым репсом, стойкой-витриной с пирожными и круассанами, керамическими кружками, подвешенными на крючки. Наполненный ароматом свежемолотого кофе, ванили и корицы.

И опять в который уж раз Катя убедилась, что все здесь, в городке – даже это знаменитое кафе, – подобно иллюзии. Все выглядит совершенно иначе, чем кажется, чем «вам об этом говорят».

Катя заказала большую кружку кофе и два сандвича, это был ее обед. А потом узрела проехавший мимо кафе черный джип, а за рулем Руслана Султанова, любителя лермонтовских стихов. Он фланировал на отцовском джипе нарочито медленно, словно показывая себя всему Новому Иордану.

Когда Катя допивала свой кофе, у нее зазвонил мобильный. Полковник Гущин!

– Федор Матвеевич…

– Знаю, что скажешь, у меня уже рапорты на столе – вещественные улики, доказывающие связь между убийствами. Вот где у меня твоя репортерская интуиция, – Гущин мрачно сопел в трубку. – Убийство троих в одну ночь – это вам не шутка. За это и спрос другой. Слушай, я вот что подумал, этот поп отец Лаврентий, он у нас, получается, формально даже не допрошен. Прокуратуре он в даче показаний тогда в ИВС отказал. Ни одного допроса его до сих пор в деле нет. Получается, ты одна с ним разговаривала?

– Выходит, что так.

– О чем он с тобой говорил?

– О демоне.

– О чем?!

– О демоне.

– Этого нам только еще не хватало.

– Я вам сразу не сказала, демона изображала и Маша Шелест. Дома в своей комнате на стене она нарисовала фреску на библейский сюжет про женихов Сарры.

Катя, торопясь, боясь, что Гущин оборвет ее, рассказала о своем посещении родителей Шелест.

– У нее с личной жизнью не ладилось, понимаете? Она в следователя Жужина была влюблена, а он женат, потом появился этот Павлик-жених и погиб в автокатастрофе прямо накануне свадьбы. Она проводила параллель между своей судьбой и судьбой библейской Сарры, женихов которой убивал влюбленный в нее демон. Возможно, ей кто-то подсказал этот сюжет из Библии. Скорее всего, отец Лаврентий. Но понимаете, в чем дело… Федор Матвеевич, вы слушаете меня?

– Да, да, слушаю, прости, тут с бумагами пришли на подпись, ты говори, говори. Только я в Библии не силен. «Отче наш» и тот нетвердо знаю.

– Понимаете, там что-то не сходится. Ну, в той истории про женихов Сарры, которую мне ее мать рассказала, когда показывала фреску. Она рассказывала явно со слов дочери, потому что и сама, как и вы, в Библии не сильна. Она сказала, что в конце концов появился ангел, он и стал последним женихом Сарры, а потом ее мужем. Так вот это не так. В Библии эта история изложена по-другому. Я сейчас в библиотеке специально проверила. Демон влюбленный действительно был, а вот никакого ангела-жениха не было, ангел являлся лишь посредником. Сарра стала женой смертного Товии.

– Погоди, я совсем ничего не понимаю. Что ты всем этим хочешь сказать?

– Искажение библейской истории. Возможно, мать Маши что-то перепутала. А если нет, если она рассказала все так, как рассказывала ей дочь со слов отца Лаврентия? Возникает вопрос: для чего священнику переиначивать библейский сюжет?

– И что конкретно нам это все дает?

– Пока ничего, Федор Матвеевич, я просто размышляю.

– Все книжки в библиотеке читаешь. Видно, больше там заняться совсем уже нечем? А как напарник твой, обалдуй?

– Басов не обалдуй. Он занят сегодня на автостоянке.

В трубке послышался тяжкий вздох.

– Если нечем там заняться, завтра после обеда опять приезжай в главк. Мы новых свидетелей вызываем по холдингу «Веста» и по Финдеевым. Нашелся один болтун, вхожий в думские кулуары.

– Но ведь это запрещено по депутату…

– Закон запрещает оперативно-разыскные мероприятия, но закон не запрещает нам слушать сплетни, – Гущин усмехнулся. – Иногда это полезно – посплетничать на досуге. Так что завтра, коли в библиотеку снова не потянет, можешь заглянуть к нам в уголовный розыск часика этак в три.

…И не по тому, что видят его глаза, он будет судить, и не по тому, что слышат его уши, он будет обличать, но он будет судить по правде…

И будет решать по справедливости…

И как провидел пророк Исайя: дыханием уст своих он умертвит преступника, будет правда поясом на его чреслах и вера – поясом на его бедрах.

И поселится волк с ягненком, и теленок, и лев, и вол вместе, и маленький мальчик будет водить их.

И будет играть младенец над норой аспида, и над гнездом гадюки дитя свою руку протянет.

Не будут творить зло и убивать на всей святой моей горе…

Мои прихожане, все, кто собрался здесь в этот горький час, – задумайтесь, где та святая гора? Не в сердце ли вашем?

И когда же придет тот долгожданный благословенный день? И не все ли мы с вами в прошлом были детьми, невинными младенцами, не ведающими страха, готовыми одинаково любить и прощать и хищников, и жертв? Но потом мы выросли и узнали мир. И некоторым из нас, отчаявшимся, он показался гнездом гадюки, норой аспида, переполненными ядом и злом.