– Как Гадюка, – добавляет Коул.

– Если ее выгнали из «Картакса», думаю, ей бы хотелось выставить их в плохом свете, – продолжаю я. – И она могла пойти против них. Большинство людей на поверхности ненавидит «Картакс». Кто знает, может, она одержима идеей уничтожить их.

– Но тогда зачем ей Зиана? – спрашивает Коул.

– Не знаю, – признаюсь я, чувствуя, как все сжимается внутри. – Но меня не покидает ощущение, что я права. Думаю, именно Гадюка ответственна за эти атаки. Может, так она пытается вернуться в кресло директора. Не знаю. Но она единственный человек, у которого есть мотив и возможности сделать это.

Анна обводит взглядом коробки, удерживая голову Зианы у себя на коленях.

– Наверное, нам не стоит их трогать. На них может быть ДНК. А еще нужно прочесать всю хижину. Здесь есть камеры?

– Да, но она, наверное, стерла все записи, – говорю я, но все равно отправляю импульс, чтобы подключиться к системе безопасности хижины. Здесь есть несколько камер, которые Лаклан установил, когда мы жили здесь. Со старой панелью я не могла к ним подключиться, но сейчас это занимает меньше секунды. Список камер тут же вспыхивает перед глазами, но их записи стерты, как я и предполагала. Никаких сохраненных файлов или следов того, кто оставил все эти коробки и запер Зиану.

Но камеры, скорее всего, подключены к «Истине». Не знаю, есть ли способ отмотать данные симуляции, но попробовать стоит.

– Проверю через «Истину», – говорю я и закрываю глаза.

А затем сосредотачиваюсь на манжете, пытаясь загрузить настройки симуляции. До этого я не просматривала их и не знаю, есть ли возможность изменить мой внешний вид в «Истине» или как-то повлиять на саму симуляцию. Но в настройках нет ничего, что помогло бы отмотать время назад и увидеть, что происходило здесь в прошлом. Я проталкиваюсь глубже, погружаясь в код самой симуляции.

Обычно подобное погружение в исходный код чего-то столь глобального, как «Истина», требует многодневного планирования и тщательного продумывания взлома. Но симуляция все еще не доработана. Ее никогда не запускали официально, поэтому исходный код почти не защищен. Я просматриваю архитектуру системы, пытаясь отыскать алгоритм, который отвечает за обновление данных. Как я и надеялась, на сервере есть раздел, в котором сохраняются старые версии. Вот только это не потоковое видео, а снимки, которые сохраняются каждый час. Потратив еще несколько секунд на сканирование системы, я получаю достаточно информации, чтобы составить код для просмотра происходящего в прошлом в любом месте мира.

Моргнув, я возвращаюсь в лабораторию и поворачиваюсь к Коулу с Анной.

– Кажется, я смогу просмотреть записи с камер за последние несколько недель.

Я вновь вызываю интерфейс манжеты и запускаю написанный алгоритм, после чего лаборатория расплывается и время отматывается назад. Коробки и папки, разбросанные на полу, вновь возвращаются к стене, а резервуар с Зианой оказывается под лабораторным столом. Но больше в помещении никого не видно. Но на следующем кадре резервуар вновь оказывается посреди лаборатории.

Над ним склонился какой-то человек. Вот только его фигура так размыта, что на снимке осталось лишь пятно.

– Какого черта? – останавливая код, выдыхаю я.

Это Гадюка… скорее всего, так и есть. Она находится здесь, в хижине, стоит на коленях над Зианой в резервуаре, но мне не разглядеть, кто это. На ее месте лишь пятно по форме человека, словно ее просто стерли из симуляции.

– Что такое? – спрашивает Анна.

– Я вижу кого-то, – объясняю я. – Но его изображение размыто. И я не могу сказать, кто это.

Коул качает головой:

– Гадюка создала «Истину». Так что можно предположить, что она придумала, как стереть свое изображение из симуляции.

Я вновь запускаю алгоритм, позволяя ему отматывать время назад все быстрее и быстрее. Резервуар с Зианой исчезает, а затем пропадают и коробки. Каждые несколько секунд на снимках появляется расплывчатая фигура. Похоже, она появилась здесь после того, как мы с Коулом уехали. И это точно не Цзюнь Бэй или Лаклан. Это Гадюка. Но какого черта она забыла в лаборатории Лаклана?

– Не вышло, – сокрушаюсь я.

На снимках осталась лишь размытая фигура. Алгоритм продолжает отматывать время, пока лаборатория вновь не пустеет. Но внезапно она становится очень грязной, и на одном из снимков мелькаем мы с Коулом, отчего мое сердце сжимается. Он сделан в тот день, когда я взломала его панель и мы договорились работать вместе. В день, когда моя жизнь перевернулась и совершенно изменилась. Лицо Коула мелькает перед глазами, а затем исчезает, сменяясь моими снимками, сделанными, пока я работала здесь во время вспышки.

От этой картинки что-то сжимается у меня внутри. Девушка, сидящая за лабораторным столом, выглядит немытой и тощей, но в ее глазах светится наивность, от которой уже ничего не осталось. Она не знает, что ждет ее впереди – правду, с которой ей предстоит столкнуться. Не знает, что ее дни в этой хижине подходят к концу. Что она лишится дома, прошлого, единственной семьи и даже собственного тела.

Снимки продолжают мелькать перед глазами, отматывая время назад, и внезапно на одном из них появляется все та же расплывчатая фигура. Но как такое возможно? Что Гадюка делала в этой лаборатории, пока я жила здесь? Снимок пропадает, а время вновь отматывается назад, отсчитывая недели и месяцы до появления Коула. Может, это какой-то программный сбой? Может, в код, который я взломала, закралась ошибка? Но тут в очередной раз снимок сменяется, и я вижу, как сижу у лабораторного стола, а рядом расположилась расплывчатая фигура.

Я тут же останавливаю алгоритм, чувствуя, как сердце бьется о ребра.

Это не глюк и не ошибка. На снимке я сижу на табурете у лабораторного стола, а передо мной стоит открытый старый генкит. Рядом возвышается размытая фигура. Я смотрю на нее и смеюсь. Рядом на столе стоит миска с супом, а рука неизвестного человека лежит на моем плече.

– Нет, – шепчу я, пока лед расползается по моим венам.

Я помню этот день. И этот момент. Я проторчала в лаборатории несколько недель. Заперлась внутри, не желая смотреть на мир и погрузившись в кодирование. И тогда моя единственная подруга пришла ко мне, чтобы подбодрить меня, и принесла мне суп. Уверяла, что ей не плевать на меня. Я смотрю на расплывчатую фигуру, а на глаза наворачиваются слезы.

Она единственный человек, которому я доверяла и который никогда меня не предавал. Но опровержение этого находится прямо перед моими глазами. Это она заперла Зиану в резервуаре.

– Боже, – выдыхаю я. – Я знаю Гадюку.

Этой самый близкий мне человек. Моя YaYa[5].

Это Агнес.