На следующее утро Ховард категорично выразил свое отношение к отстранению Полларда от скачек: «Не будет Полларда – не будет Сухаря».

Судьям не понравилось, что Ховард перешел к угрозам. Сначала они склонялись к тому, чтобы позволить Полларду участвовать в призовых скачках, но теперь передумали. Его полностью отстранили от скачек. Ховард нанес ответный удар. Пока национальная ассоциация конного спорта решала, отстранять ли Полларда до конца года, Ховард отказался выставлять Сухаря и Прекрасную Воительницу на гандикапе Сан-Франциско. По графику следующими скачками, в которых должен был участвовать Сухарь, был рождественский гандикап, но Ховард ясно дал понять, что он снимет коня и с этих скачек тоже, и со всех остальных, если отстранение Полларда продлят. Скандал набирал обороты, и Поллард сильно занервничал. Он не хотел, чтобы жеребец пропускал скачки по его вине. Ред подошел к Ховарду с предложением пойти на компромисс: пригласить Джорджа Вульфа скакать на Сухаре. Ховард категорически отказался: он не доверит своего питомца никому другому. Он собирался уложить руководство конного спорта на лопатки.

22 декабря председатель Комиссии конного спорта Калифорнии собрал репортеров и обнародовал решение правления: Ред Поллард отстранен от скачек, включая призовые скачки, до 1 января 1938 года. Спустя пять минут Чарльз Ховард ворвался в секретариат скачек в Санта-Аните и объявил, что Сухарь не будет участвовать в рождественских скачках.

Сухарь простаивал. Его заявили на участие в новогоднем гандикапе, который устраивали в тот день, когда у Полларда истечет срок наказания. Но до этого соревнования была целая неделя. Смиту нужно было держать лошадь в форме, а значит, усиленно тренировать. Каждый репортер, каждый клокер на западном побережье жаждал поприсутствовать на тренировках Сухаря, а Смит был решительно настроен сохранить их в секрете. Его война с прессой разгорелась с новой силой.

Враг, как выяснил Смит, становился все опытнее. Зная, что Смит иногда устраивал тренировки под луной, газетчики пытались пробираться на ипподром в несусветную рань. Когда тренер вывел Сухаря с Воительницей на тренировку перед рассветом, под покровом густого тумана, то обнаружил чуть ли не толпу репортеров и поклонников, которые уже ждали его{306}. Из-за низкой видимости они выстроились в цепочку вдоль всего трека, и каждый секундомером засекал скорость Сухаря на своем участке. Несмотря на необычайно густой туман, они смогли разглядеть, что Сухарь развил серьезную скорость, промчавшись шесть фарлонгов за 1: 14.

Смит приступил к «плану Б»: он тренировал Сухаря днем в понедельник, когда на ипподроме не было скачек и все клокеры и репортеры уходили домой. Его противники разгадали эту хитрость, и в следующий понедельник упорно слонялись по ипподрому{307}. Сухарь так и не показался. Репортеры один за другим сдавались и уходили. Когда наступили сумерки, последний из них уехал домой. В ту же секунду Смит вывел Сухаря на трек. Лошадь тренировалась в одиночестве. А на следующий день всем преследователям сообщили, что Смит обвел их вокруг пальца.

Ховарды наслаждались жизнью. Каждое утро ровно в семь часов они появлялись в конюшне: Ховард – с кусочками сахара, а Марсела – с Крошкой Сухариком, скотчтерьером, которого ей подарили, когда они были в доме у Бинга Кросби. В их свиту всегда входили репортеры, и Ховард обычно устраивал какое-нибудь развлечение, о котором можно было написать или которое можно было запечатлеть для прессы, вроде того случая, когда он уговорил Смита окунуть копыто Сухаря в чернила и сделать отпечаток на их рождественских открытках{308}. Днем Ховарды обычно шли в свою ложу на трибуне ипподрома. Ховард развлекался тем, что донимал журналистов, которые критиковали Сухаря. Он собирал их в своей ложе, а потом он и все члены его семейства вставали и хором вопрошали: «Расскажите, что вы имеете против Сухаря». В один из дней Марсела привела к ним в ложу Альфреда Вандербильта. Она познакомила его со своей кузиной, роскошной женщиной по имени Мануэла Хадсон. Вандербильт был очарован. Их роман развивался стремительно, и вскоре Альфред и Мануэла обручились. Теперь Вандербильт был в долгу перед Ховардами.

Все ждали объявления назначенной весовой нагрузки на новогодний гандикап. Причин для беспокойства было предостаточно. Настойчивое нежелание Ховарда выставлять Сухаря с назначенной нагрузкой более 59 килограммов связало гандикаперов по рукам и ногам. По правилам, принятым в конном спорте Калифорнии, ни одной лошади не назначали нагрузку менее 45 килограммов, а Сухарь был явно сильнее любой другой лошади на западном побережье – и разница исчислялась более чем в 13,6 килограмма{309}. Но Сухарь приносил гарантированную прибыль ипподрому, он привлекал рекордное количество зрителей и игроков тотализатора, где бы ни появлялся, и если власти ипподромов хотели получить полные трибуны и привлечь таких суперзвезд, как Сухарь, они должны были подчиниться требованиям Ховарда. Но если они назначат ему 59 килограммов или меньше, то рискуют навлечь на себя гнев владельцев остальных лошадей и критику журналистов.

Всю неделю перед объявлением весовой нагрузки на новогодний гандикап Ховард неоднократно во всеуслышание заявлял о том, что не согласится на весовую нагрузку более 59 килограммов. В четверг перед скачками данные наконец огласили. Смит и Ховард застонали. Сухарю назначили 59,87 килограмма. Но в стойле Сухарь поправлялся, терял форму и томился от безделья. Ему отчаянно нужны были скачки. В тот же вечер он гарцевал в стойле, встал на дыбы и сильно ударился о дверь денника. На голове чуть выше правого глаза была видна глубокая рана. Смит наложил швы, установил защитную дверь и всячески поносил секретаря, назначавшего весовые нагрузки. Не в силах смириться с нагрузкой в 59,87 килограмма, он снимает лошадь со скачек. Следующими скачками, в которых Сухарь мог принять участие, был гандикап в Сан-Паскуале. Но секретарь снова назначает нагрузку в 59,87 килограмма. Ховард со Смитом снова снимают лошадь с соревнований. Ховард неизменно называет секретаря «враг народа номер один». Только две скачки остаются до гандикапа Санта-Аниты – Сан-Карлос, назначенный на 19 февраля, и Сан-Антонио, 26 февраля. Сухарь очень отстает в подготовке к стотысячнику.

Ложу для прессы и трибуны фанатов охватило какое-то сумасшествие. На треке постоянно дежурили до десятка фанатов, но с открытия сезона на ипподроме Санта-Анита в декабре ни один из них не видел ни одной тренировки Сухаря. Поскольку они не могли наблюдать его тренировок, то стали распускать прежние слухи о том, что конь охромел{310}. Эти слухи быстро подхватила пресса. Журналисты жаждали проверить, так ли это. Выводя Сухаря на прогулки, Смит с удивлением смотрел, как газетчики становятся на четвереньки, чтобы увидеть, не искалечены ли у лошади ноги{311}. Ховард со смехом наблюдал все это. Некоторым стали мерещиться призраки – они якобы видели, как Сухарь тренируется поздно ночью. «“Тайна” Сухаря, – писал Давид Александер, – похоже, не дает никому покоя, доводя многих до нервного срыва»{312}.