Вторая и последняя остановка вездехода состоялась уже на закате, когда видимость ландшафта резко ухудшилась, но солнце еще блекло светило над самым горизонтом. По плану экипаж должен был достигнуть подземной пещеры до заката, обследовать ее, заночевать в ней же, а на следующий день вернуться к Хабу. Каким-то чудом, несмотря на все трудности передвижения, астронавты все еще почти не отставали от графика.

В этот раз спуск к «стеклянным червям» по скользкой поверхности, в желоб глубиной около десяти метров, уже давно тянущийся вдоль стены каньона, оказался для Аарона трудным испытанием. Идя вниз, он несколько раз поскальзывался и неловко падал, хотя в скафандре, при малой силе тяжести, это и не причиняло особого дискомфорта. Елене, имевшей профессиональную спортивную подготовку, приходилось все время страховать коллегу, при спуске поддерживая его рукой. Ряды ровных, стоящих друг за другом плоских, «стеклянных», отполированных формаций, по мнению ученых, представляли собой затвердевшие, покрытые льдом древние песчаные дюны. Но оказалось, что они – на самом деле каменные. Эффект зеркального отражения света при тусклом закате был выражен слабо. Астронавты решили еще раз внимательнее осмотреть их утром. Аарон вынул спектрометр, чтобы проанализировать химический состав поверхности «дюн». В первый момент он решил, что спектрометр барахлил. Прибор ясно показывал, что поверхность образований покрыта тонким слоем чистейшего не окисленного кремния. В таком виде он не встречается в природе.

– Елена, разбуди меня. Я, наверно, просто сплю.

– Что случилось?

– Ты понимаешь, что это такое?

– Не совсем. Хотя поверхность, если не считать нескольких тонких трещин, – удивительно ровная, практически отполированная.

– Если я не сошел с ума, то это солнечные батареи. Их поверхность по составу и структуре почти такая же, как и у солнечных панелей, покрывающих крышу моего дома в Тель-Авиве. Правда, они изрядно запылились. Кроме того, если они действительно генерируют энергию, то должны ее куда-то передавать. Но я не вижу здесь никаких линий электропередачи.

– Может быть, они под землей? Или энергия передается прямо по воздуху, как описывал Тесла?

– Куда? Кому? Кем? Марс – мертв. Уже минимум миллион лет.

– Может быть, нам попытаться хотя бы немного раскопать почву здесь?

– У нас нет для этого ни времени, ни инструментов. Посмотри, какой плотный замерзший грунт. И вообще, я не верю в сказки. Даже если приходится отказываться верить собственным глазам. Давай сделаем еще снимки и вернемся в кабину. Пока ничего не говори Кевину и не передавай в Хаб. Мы поделимся всем этим позже. Не надо никого нервировать сейчас.

Когда они поднялись по склону к вездеходу (Аарон почти задыхался, используя вдвое больше кислорода, чем обычно), стало уже почти темно. Ученый пожаловался Елене, что у него звенит в ушах и он чувствует тошноту. Елена подбадривала его как могла. Кевин отчитал их за то, что они потратили слишком много времени. Аарон взял всю вину на себя, оправдываясь за неловкость.

– Может быть, мы переночуем на поверхности, а спустимся в пещеру на рассвете? Мне не по себе.

– Ночевать на поверхности невозможно. Здесь ночью температура опускается до минус ста двадцати градусов. Кондиционер может не выдержать такой интенсивности обогрева кабины. А представь себе еще этот ужасный ночной марсианский ветер. Не волнуйся. Я все еще в порядке, у меня есть силы сегодня еще пару часов водить эту штуку.

Включив аппарат ночного видения и мощный луч прожектора перед собой, «Центурион» достиг края пещеры. Съезд в нее оказался пологим, вполне по силам гусеничному чуду техники. Вскоре вездеход подъехал к плавно уходящему вниз проходу, который сначала был широким, но затем стал медленно, но верно сужаться. Стены пещеры выглядели неровными, каменистыми, в целом довольно похожими на стены больших земных пещер. Время от времени луч выхватывал небольшие сталактиты под самым потолком, не похожие на земные: широкие, короткие, темно-медного цвета.

– Кевин, как глубоко уходит пещера?

– Невозможно сказать точно. Акустический прибор показывает, что впереди еще как минимум несколько сотен метров. Может быть, и больше, но на такую дальность прибор не рассчитан.

– Господи, и нам придется вот прямо здесь заночевать?

– А какая разница? Смотри, температура – всего минус двадцать градусов по Цельсию. И нет ветра. Мы, в принципе, могли бы даже прогуляться по этой пещере в обычных шубах и варежках, будь здесь кислород и нормальное давление. И расход энергии здесь гораздо меньше.

Проход неожиданно резко расширился. Вездеход въехал во что-то похожее на огромный подземный зал. Самое неожиданное, что здесь помимо сталактитов медного цвета на стенах и потолке пещеры можно было разглядеть нечто похожее на коричневый мох. Израильтянин заговорил сначала медленно, но затем со все большим возбуждением, закончив фразу почти крича.

– Кевин, направь дополнительный свет на потолок. Это невероятно. Ведь это действительно мох. Елена, посмотри! Вот они, марсиане! Прямо перед нами! Мы сделали это! Я не могу в это поверить. Они здесь!!!

В порыве научного восторга он тряс Елену за плечи, затем обнял всем своим телом Кевина. Те тоже застыли от изумления, хотя и не выражали такой же радости.

– Мне необходимо выйти. Нам надо взять здесь образцы этого мха. Обязательно. Доставить на Землю. Господи, если в нем есть ДНК, значит, жизнь существует повсюду во Вселенной.

Кевин покачал головой.

– Выход из «Центуриона» в подземных условиях строго запрещен. Мы понятия не имеем, что это все означает. Какая здесь среда. Может, наши скафандры не выдержат. Может, этот мох – страшно ядовит или радиоактивен. И, попав в кабину, нас уничтожит. Согласно инструкции, мы должны произвести только общее сканирование пещеры.

– Кевин, ты не понимаешь. Ты просто не понимаешь. Ведь это – ЖИЗНЬ! Хотя и в самом примитивном виде. Мы обязаны взять образцы, если уж люди такими усилиями до этой бездны добрались.

– Я повторяю. Мы останемся внутри.

Возможно, спор мужчин еще продолжался бы некоторое время. Но его оборвал вскрик Елены.

– Боже, что это? Вы это видите?

– Где?

– Там, в глубине, в той стороне, куда мы движемся. Какой-то легкий блеск. Выключи прожектор.

В наступившей в пещере абсолютной темноте вдруг начали один за другим возникать непонятные лучики света. Сначала тонкие как нити и тусклые, но с каждым мгновением их становилось все больше. Через минуту уже почти все пространство пещеры буквально переливалось желтым и голубоватым светом. Теперь уже сотни ярких лучиков вспыхивали вокруг вездехода и мгновенно гасли. «Представление» длилось минуты три. Затем вновь наступила полная темнота.

Но изменилось теперь и кое-что еще. Воцарилась непривычная, звенящая, пронзительная тишина.

Атомный двигатель «Центуриона» больше не работал.