Жека глубоко вздохнул и достал монетку.

– Эй, Жека, что такое? – нахмурился Тим.

Жека подкинул монетку, поймал и посмотрел на ладонь.

– Тим, я иду наверх, – сказал он.

-6-

– Тихо, не двигайся… – сказал Санек и медленно опустился на колени. Он припал к земле, будто пытаясь заглянуть под подошву Жекиного ботинка.

– Что там? – спросил Жека, каким-то просящим голосом. Словно просил Санька дать успокаивающий ответ. Но Санек был беспощаден.

– Так я и думал. Мина, – ответил он и сплюнул. – Смотри, не шевелись…

Жека и так понял, что шевелиться не стоит. Нельзя сказать, что работа оперативника состояла сплошь из подобных приключений, однако рефлексы, направленные на выживание, и осторожность со временем здорово обострились. Когда нога ощутила какое-то механическое движение одновременно с тихим щелчком, Жека машинально замер. Может, поэтому они с Саньком были еще живы.

– Что произойдет, если я уберу ногу? – спокойно спросил Жека.

– Не могу знать наверняка, но, скорее всего, выскочит оттуда на метр эдакая дура и рванет в воздухе металлическими шариками, так что падать на землю будет бессмысленно, – ответил Санек, который что-то искал в груде покореженного металла возле обвалившейся стены. Видимо, когда-то здесь шли бои. Неизвестно, кто с кем воевал, за что? В последнее время выстрелы раздавались отовсюду и стали уже обычным фоном повседневной жизни. Или доживания?..

– Ага, вот это, я думаю, подойдет, – сказал Санек, вытаскивая из кучи хлама большой кусок жести. – Смотри, не поднимай ногу…

Санек быстро и как-то уж очень смело просунул тонкий край жестяного листа под Жекин ботинок и привал его по краям обломками кирпича.

– Ну, – задумчиво сказал он. – На счет «три» отскакиваем и падаем.

– Ты, это, отойди подальше, – сказал Жека. – Мало ли что…

– Нет уж, я за компанию. Так что ты постарайся поаккуратнее…

Жека не стал спорить. Он оттолкнулся той ногой, что еще не успела онеметь от ощущения смерти под подошвой, и упал лицом в пыль. Ничего не произошло.

Когда они отошли на пару сотен метров, позади грохнуло. Жека еще раз мысленно поблагодарил Тима, что вместо Игоря приказал идти с ним Саньку, более «продвинутому» в делах оружия и самообороны.

– Ну, спасибо, Санек, – сказал Жека. – Когда я задыхался от выхлопных газов в соседском гараже, не думал, что ты будешь когда-то спасать мою задницу…

– Сочтемся, – отмахнулся Санек.

Они уже три дня искали группу, в которой работала Лена. Занималась она, с точки зрения оперативников, самым бессмысленным делом: активным противодействием ци-бомбе. За этим интригующим названием скрывалось самое банальное просветительство. В задачи Ленкиной и многих ей подобных групп входила организация образования и культурного развития в редких населенных пунктах, где коррекция свирепствовала не столь сильно. На жаргоне просветителей это назвалось «созданием очагов». По существу же это был обыкновенный ликбез.

Создание очагов оказалось неимоверно тяжелым и неблагодарным делом. Беспризорников в постреволюционной России, наверное, легче было заставить учиться, чем нынешних мальчишек и девчонок. Образования стали бояться, как огня. Аналитики утверждали, что индикаторы корректоров с большей степенью вероятностью реагировали на людей с развитым интеллектом. Прямой зависимости здесь не было – помимо просто образованных, корректоры охотились на талантливых во всех областях, а главное – на потенциальных лидеров. В общем-то, этого было достаточно, чтобы повсеместно воцарился хаос. Сами корректоры не вникали в эти тонкости: для них достаточно было сигнала индикатора а ладони. Условием более-менее спокойной жизни было лишь серое приземленное существование, что, впрочем, не гарантировало от террора со стороны корректоров и прочих сил, обладающих властью и оружием.

Именно поэтому попытки создания «очагов» давно не рассматривались в штабе, как нечто серьезное. Скорее, это было важно для сознания жителями Стоунхенджа того, что цивилизация не сдается без боя, что еще можно что-то сделать, что-то противопоставить надвигающемуся мраку и грядущему нашествию неведомых и враждебных сил.

Здесь, в степной зоне Юга России, деятельность просветителей была сравнительно безопасной: крупных городов не было, а значит, опасность столкнуться с разношерстными бандами корректоров, террористов и и просто мародеров была ниже. Правда, остатки армии тоже бросили эти места на произвол судьбы, стянув ослабленные силы к столице и наиболее крупным городам.

Правительству сейчас не позавидуешь. В такой ситуации страну можно было бы брать голыми руками…

Только брать ее было некому. Все недружелюбные силы столкнулись с подобными проблемами. Слабые режимы давно рухнули под натиском экстремистов. Государства, в которых накопились территориальные и межэтнические противоречия, трещали по швам. Многие тихо развались на микрогосударства.

Спокойная и сытая некогда Европа пребывала в оцепенении кошмара: еще все выглядело вполне благопристойно, еще функционировал Европейский союз… Но улицы захлестнули волны преступности, убийства политических и культурных деятелей стали нормой. Системы безопасности и полиция оказались совершенно несостоятельными в таких условиях, не говоря уж о европейских армиях.

На робкие просьбы о помощи, обращенные к США, те только отмахивались: американские проблемы, которые неплохо гримировались в период глобализации, полезли наружу, словно черви после дождя. Небывалая ранее волна сепаратизма отдельных штатов, национальные бунты и бешеные скачки инфляции медленно и неуклонно потащили монстра на дно. В предвыборных платформах главным козырем стали обещания навести порядок железной рукой. Впрочем, американское правительство сразу, не раздумывая, затыкать дыры в национальной безопасности бросило армию.

Только неподготовленность и невежество главарей фермерского восстания в южных штатах спасло мир от преждевременной катастрофы: бунтовщики захватили военную базу и получили доступ к системам запуска ядерных ракет. По иронии судьбы на них не нашлось корректоров: ни на одного из фермеров не реагировал индикатор. Террористы также не добрались до этой базы.

И спецназ превратил базу в кровавую бойню.

После этого был возобновлен призыв в армию: кто-то должен был охранять ядерные склады.

Что происходило в Китае, никто не знал. Информационные потоки будто обрубило.

Япония же во всех вселяла ужас: облюбованная корректорами, лишь она представляла собой подобие государства. И государства недоброго.

Вообще, информации из-за рубежа приходило все меньше: работа журналиста сулила рано или поздно почти гарантированную смерть от руки корректора. Все они неведомой силой были приравнены к «корневым точкам». Специалисты по связи также таяли на глазах. Сотовая связь практически была сведена «на нет». Работала она толком лишь в столицах. И то – пока.