Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И они закричат, примутся убеждать и объяснять – пока он не уяснит, что произошло. А может быть, ты в это время продолжишь целовать меня, не понимая, почему от меня так долго приходится ждать реакции. Но не волнуйся: реакция наступит. Ворота отворятся, привратник извинится, и эти сумасшедшие импульсы ворвутся внутрь и поскачут в зал, где сидит королева Сознание, и там спешатся, поклонятся, и королева спросит: «В чем дело?» – и они – голосом, сдавленным от возбуждения, от ощущения исторического момента, оттого, что это в первый раз, – ответят: «Нас поцеловали».
Солнце еще не взошло, но небо уже просветлело. Между домами оно стало голубоватого оттенка.
Оснат оперлась на стену у входа в «Неустойку», ее овевал холодный ночной воздух. Она рассеянно поднесла руку ко рту и откусила еще кусочек лакричной палочки.
У каждого есть мелкие грешки, от которых он избавился в прошлом и к которым возвращается, когда нуждается в быстром утешении. У кого-то это сигарета, у кого-то алкоголь, у Оснат – лакричные палочки. Пристраститься можно к чему угодно. Умные люди просто выбирают правильные объекты пристрастий. Лакрица, может, не самая правильная вещь, но это далеко не самое худшее, решила когда-то Оснат. Так, привычка средней вредности.
Она не притрагивалась к лакрице уже семь лет. Но этой ночью почувствовала, что момент настал.
Бен все еще сидел, совершенно без сил, в старом креслице в углу «Неустойки», спал пьяным сном, почти без сознания. Когда проснется – испытает эпическое похмелье.
Мадам Вентор сказала, что им предстоит собраться с силами, потому что завтра может быть опасно. Потом она заперла все входы и выходы «Неустойки», убедилась, что подвальный склад на замке, а книга «Питер Пэн» занимает свое место и не стоит вверх ногами, – и пошла к себе спать.
Оснат тоже поднялась в свою квартиру и попыталась уснуть. Хватило на пару часов, а все остальное время она ворочалась с боку на бок. В конце концов смирилась с тем, что сегодня заснуть уже не удастся.
Встала, вышла из дому и отравилась в круглосуточный киоск неподалеку. И только когда протянула продавцу деньги, поняла, что купила лакрицу.
Первое знакомство с лакрицей не предвещало той стойкой привязанности, которую Оснат будет испытывать к ней в дальнейшем. Просто сладость, которой можно полакомиться, чтобы чем-нибудь занять руки и рот, когда в голове слишком много мыслей. Она сидела в Эйлате[24] на берегу моря, одна, а рядом лежали лакрица, печенье с начинкой и большая бутылка колы.
Тогда она была взбалмошной семнадцатилетней девицей, которая уехала на неделю в Эйлат учиться нырять. Кроме того, по ночам она искала какого-нибудь особенного времяпрепровождения – а обычные эйлатские ночные клубы ее не очень-то интересовали. В маленькой гостинице, где она остановилась, был внутренний телеканал, по которому крутили фильмы, но сколько можно смотреть, как мускулистый австриец разгуливает по Марсу? И тогда она пришла на берег и отдалась потоку своих мыслей, которые были связаны между собой тоненькими нитями уходящего детства, и заедала их лакрицей. Тогда вещи стали принимать реальные очертания, она начала понимать самое главное о мире. Окружающие всегда говорят, что важнее всего – быть собой, быть естественной, просто той, кем ты должна быть, – и подробно объясняют тебе, кем ты должна быть и каково твое естественное состояние, ведь они уже все знают. Она была в том возрасте, когда обнаруживаешь, что изумление вызывает не только красота мира, но и его равнодушие; в том возрасте, когда у тебя много эпохальных идей – и ты вряд ли когда-либо их осуществишь. Она сидела на пляже в Эйлате, собирала расхожие фразы, как маленькие девочки собирают ракушки, и убеждала себя, что религий не существует, существует только самоубеждение, или беззвучно спрашивала сама себя, есть ли разница между теми, кто ничего не знает, и теми, кто осознанно решает отказаться от знаний и выбирает невежество.
Конечно, она поехала не для того, чтобы научиться нырять. Это просто была отмазка. Она поехала, чтобы развеяться: душа жаждала простора, бури, специально подготовленного беспорядка, который будет отличаться от ненавистной, крикливой и фальшивой, рутины города. Окружающая действительность была поражена болезнью, шумной эпидемией слов, заразной сыпью эпитетов. Если завтрак, обед или ужин – то «отличный», если лечение – то «инновационное», если технология – то «современная», если блузка – то «невероятно тебе идет». Ей казалось, что все включают звук на максимум, чтобы чувствовать себя живыми, и это нестерпимо бьет по ушам. Если решение – то «судьбоносное», если компания – то «классная» и «веселая», если любовь – то «сногсшибательная». Все слова выкрикиваются на такой громкости, что уже ничему нельзя верить, слова истерлись и потеряли силу, как будто никто ничего не говорит по-настоящему.
Когда все «потрясающе» – ничто и никого на самом деле не потрясает.
И вот она поехала в Эйлат – нырять. Одно из лучших решений в ее жизни. Под водой было тихо.
Там было новое сочетание ощущений, которого она никогда не испытывала. Тихая напряженность, красивая опасность. С одной стороны, умом она понимала, что ей нужно все время контролировать себя, быть бдительной, даже чувствовать некоторый страх. Двигаться и дышать правильно. Она знала, что при погружении с каждым метром опасность растет. С другой стороны, ритм дыхания, тишина, покачивание на внутренних волнах вдохов и выдохов – все это было очень медитативно. Открытие, что можно сочетать противоположности и тем самым достичь такого прекрасного и таинственного результата, кружило ей голову. Спокойная настороженность – кто бы мог подумать, что такое возможно.
Дайвинг – а потом прыжки с парашютом, полет на планере, серфинг и альпинизм – заставляли ее жить мгновением. Она должна быть здесь и сейчас. Эти увлечения спасали ее от проклятия тех, кто лелеет слишком много надежд.
Она видела, как взрослели ее друзья. Они думали, что возможно все. Не стареть, быть любимыми и любить всех людей, сделать успешную карьеру, воспользоваться всеми шансами, которые дарит жизнь, – все дороги были открыты. А когда жизнь показала, что в реальности есть не тысяча возможностей, а одна, – что-то в них надломилось. Мечтатели все время живут тем, что не произошло, а только может произойти. Каким-то магическим образом, под водой к ней пришло это осознание: видимо, просочилось через гидрокостюм. Мы способны мечтать о миллионе жизней, но прожить можем только одну, и, если не привыкнешь к этой мысли, жизнь жестоко отрезвит тебя. Мечты нужно и опасаться. Когда Оснат заставила себя переживать каждый момент, она вдруг поняла, что жизнь – это то, что происходит сейчас, а не мечты и планы на будущее.
Неделю спустя она вернулась домой с уймой мыслей и принятых решений. Некоторые из них она воплотила в жизнь, некоторые забросила, о каких-то забыла, как это нередко случается с решениями, которые в семнадцать лет кажутся страшно важными. Перестала праздновать дни рождения. На глубине тридцати метров под водой она поняла, что дни рождения – это мелкий самообман. Праздники, которые убеждают тебя, что каждый год ты выходишь из одной и той же точки и отправляешься в разные путешествия, что жизнь состоит из нескольких десятков частей, или этапов, каждый – длиной в год. Но это иллюзия.