– Как ее зовут? – спросила она у Егора.

– Софья Евгеньевна Осина.

Так уж всегда получалось, что Женя, пытаясь помочь следствию в прошлом, вот так же, как и сейчас, ехала к свидетельнице совершенно неподготовленной. Она понятия не имела, кем представиться и о чем с ней говорить. Пусть это будет экспромт, решила она. Впрочем, как всегда.

И она очень, очень удивилась, когда, приехав по адресу, где проживала Фаина, позвонив и услышав женский голос за дверью, так и не была допущена в квартиру.

– Да вы не бойтесь, я просто поговорить о вашей сестре, – мялась на пороге Женя, не зная, какие найти слова, чтобы ей открыли, чтобы вызвать женщину на разговор.

– Я же ясно сказала вам, что не открою и разговаривать с вами не собираюсь. Вы все здесь сделали все возможное, чтобы убить мою сестру. Она была ангелом, она всем помогала, а теперь ее нет.

– Вы можете хотя бы сказать, могла она сама покончить с собой или же ее отравили?

– Ее убили, разве не ясно? Моя сестра была жизнелюбивым, я бы даже сказала, жизнерадостным человеком. Правда, до поры до времени. А потом случилось то, что случилось. Из моей сестры словно душу вынули. Вы кто вообще такая?

– Понимаете, я могла бы обмануть вас и сказать, что я следователь или помощник следователя. И тогда вы, быть может, и открыли мне, – испытывая самый настоящий стыд и находясь в замешательстве, тихо проговорила, прижавшись щекой к двери, Женя. – Скажу честно, что я никакого отношения к правоохранительным органам не имею. Просто один мой хороший знакомый чуть не умер, потому что его тоже пытались отравить редким ядом, понимаете? И еще несколько человек в нашем городе были отравлены и умерли. Вот я и хочу помочь следствию, постоянно думаю о том, кто бы это мог быть, этот убийца, маньяк… Даже больше скажу, сейчас, когда вашей сестры не стало, официальное расследование склонно считать, что этот убийца – Фаина. Но вы-то хорошо знали свою сестру, поэтому я и хотела поговорить с вами, быть может, вы знаете что-то такое, что поможет следствию отказаться от этой версии, которую я считаю ошибочной.

– Я ничего не знаю и знать не хочу! И если бы и знала, то вам бы точно не рассказала.

– Понимаете… – Женя уже поняла, что надо идти до конца, пока Софья Евгеньевна вообще еще реагирует на ее слова, пока хоть что-то да говорит. – Следователь считает, что ваша сестра – старая дева, а потому она ничего не знала о любви, о страсти и резко осуждала всех тех, кто поддавался этому чувству и совершал ошибки. Она бывала свидетельницей того, как женатые или замужние люди встречались где-то… Как бы вам это сказать… Она встречала парочки в укромных местах… Вы понимаете, о чем я? Она была способна выдать чью-то тайну из принципа?

– Да моя сестра всегда придерживалась правила, что молчание – золото! Какие глупости и пошлости вы мне говорите! Пожалуйста, оставьте меня в покое!

По голосу Женя определила, что женщина еще не старая, средних лет, ее речь хорошо поставлена, она неглупа и сильно взволнована, но, однако, не собирается прекращать разговор, напротив, хочет узнать больше о том, почему ее сестра, уже покойная, находится под подозрением.

– Слышите? Она никогда бы не стала раскрывать чужие тайны! – воскликнула женщина, и Жене показалось, что она всхлипнула.

И тут произошло чудо – дверь распахнулась, и Женя обомлела, увидев перед собой практически точную копию покойной Фаины Осиной (если судить, конечно, по той фотографии, которую она видела в кабинете Петрова). Разве что ее сестра была помоложе и волосы посветлее. Очень красивая, утонченная женщина. Современная, в белых летних брюках и черной блузке. Волосы ее были повязаны черной лентой. Глаза заплаканные, веки при- пухли.

– Входите. На самом деле, разговариваем через дверь, соседи еще услышат… Вы извините, что не пускала вас. Мне здесь не по себе, понимаете? Предупреждаю сразу – на ваши вопросы отвечать не стану. Но просто хочу, чтобы вы передали всем тем, кто знал Фаечку и дружил с ней, что она никого не убивала, это понятно?

– Да, конечно, понятно!

Женя почувствовала себя неловко. А что сейчас говорить? Спрашивать-то как бы уже и нельзя, ее же предупредили, что на вопросы отвечать не станут.

– Честно говоря, я не была знакома с вашей сестрой и занимаюсь самостоятельно расследованием всех этих убийств…

– Вот вы сказали, что в городе было совершено еще несколько убийств. И что же, полиция думает, что всех убила моя сестра? Вы серьезно?

– На человека, который уже не сможет ничего отрицать, проще свалить все преступления, – ответила Женя, испытывая стыд за эти слова. Понятное дело, что она только что причинила боль Софье Евгеньевне.

– Для меня сейчас главное – похоронить Фаечку и быстро вернуться домой.

– Да, еще поговаривают, вернее, существует версия, будто вы, как единственная наследница, могли быть причастны к смерти вашей сестры. – Женя уже готова была зажмуриться, словно это изолировало бы ее от несчастной родственницы жертвы.

– Я не нуждаюсь. У моего мужа бизнес, у нас все есть. Можете проверить, вернее, пусть полиция или следователи, я не знаю, проверяют. И я могла бы, скажем, отказаться от наследства, но я же не полная дура, чтобы это делать! Пусть доказывают! И вообще, что это за следователь такой, который собирается свалить либо все преступления на Фаю, либо убийство моей сестры – на меня. Бред какой-то! Пусть только попробуют! У меня есть адвокат, он быстро всех поставит на место!

При слове «адвокат» Женя разрыдалась. Совершенно неожиданно, словно взорвалась изнутри горечью, обидой, отчаянием, страхами. Ее заколотило, плечи ее словно окаменели, а из горла рвались какие-то странные животные звуки, похожие на рычание.

– Господи, деточка, да что такое с вами?

И Женя, забыв, где находится и по какому поводу явилась, принялась изливать этой женщине душу. Рассказала, заливаясь слезами, о своей любви к Борису, о том, что он бросил ее и что теперь она просто не знает, как жить дальше. Пыталась объяснить ей, почему уехала от него сюда, в Калину, с подругой, чтобы почувствовать себя хотя бы немного свободной и заодно отпустить мужа, чтобы и он тоже занимался своими делами, не отвлекаясь на нее. Что очень боялась уподобиться тем женщинам, которые пускают корни в своих мужей или даже впиваются в них своими щупальцами, не давая дышать. Что боялась какой-то любовной усталости, того, что быстро надоест мужу… Все-все мысли высказала вслух и сразу же почувствовала себя легче. Но тут же спохватилась,