Реакция американских критиков на Songs from a Room была прохладной. Алек Дюбро писал в Rolling Stone: «В «Story of Isaac» он настолько сух и прозаичен, что становится скучным. Когда же он меняет прозаическую ясность на туманную образность, как в «A Bunch of Lonesome Heroes», он просто действует на нервы. Другие поющие поэты тоже пишут туманно, но у них, как правило, ощущается попытка добраться до сердцевины смысла. Однако пению Коэна настолько недостаёт энергии, что легко приходишь к выводу: если его самого не трогает [то, о чём он пишет], то с какой стати это должно трогать нас» [14]. Уильям Кломан из «Нью-Йорк Таймс» был более доброжелателен, он отметил, что «как рассказчик Коэн превосходен, даже когда прилепляет скромную мораль в конце своих историй», но не одобрил более сдержанное, аккуратное продюсирование альбома и заключил: «Новым песням Коэна не хватает красоты» [15].

Альбом Songs from a Room вышел в апреле 1969 года и продавался лучше, чем предыдущий: в Канаде он занял 12-е место, в США — 63-е, а в Великобритании — 2-е; занять первую строчку ему помешала дешёвая компиляция хитов под названием 20 Dynamic Hits, в которую входили синглы разных артистов, от Deep Purple до Силлы Блэк*931. Все европейские рецензенты, кажется, оценили новое, спартанское звучание музыки Коэна по достоинству. Было нечто правильное в том, что Леонард пришёл к нам нагим и налегке — он принёс нам только эти песни, которые неожиданно утешали душу и казались написанными человеком, чья жизнь протекает в долгие, тёмные предрассветные часы и чьё слово заслуживает доверия.

- Я думаю, что элемент доверия имеет первостепенное значение. Я уверен, что книга, стихотворение или песня привлекает тебя, если ты доверяешь этому парню, этой женщине.

- И вас тоже? Именно это привлекает вас в творчестве других?

- Я никогда это так не формулировал, но да, я думаю, что это так и есть, я ориентируюсь на это самое чувство доверия. Когда я слушаю, скажем, Джорджа Джонса — он работает с лучшими студийными музыкантами в Нэшвилле, его записи абсолютно идеально спродюсированы, иногда даже слишком тщательно, но всё это не имеет значения: ты доверяешь его голосу.

* * *

Владение номер 5435 по Биг-Ист-Форк-роуд находится в полусотне километров к югу от Нэшвилла — последние десять из них, когда покидаешь окраины ближайшего городка, Франклина, приходится ехать по петляющей неасфальтированной дороге. На принадлежавших семье Брайантов двух тысячах акров рос лес, текла речка, паслись стада породистых коров, ещё там были лошади, дикие павлины, куры, четыре сарая и домик. Леонард вылез из недавно купленного джипа и окинул взором своё новое королевство. В песне «Stories of the Street» он уже говорил о жизни на ферме — в конце 1960-х, когда городская жизнь всё больше становилась похожа на антиутопию, многие испытывали желание вернуться к земле, — и теперь эта ферма действительно принадлежала ему — на два года, за семьдесят пять долларов в месяц. Домик на ферме, в отличие от всего остального, был крошечный. С улицы ты сразу попадал в гостиную, а в глубине — кухонька и две тесные спальни, сбоку — ванная комната. Задняя дверь выходила к речке. Дом был обставлен скромно и просто и напоминал дом Леонарда на Гидре, только более уединённый.

Ближайший сосед жил почти в полумиле от Леонарда в тесном домишке с толевой крышей и на цементных сваях, а на заднем дворе у него размещался самогонный аппарат. У Вилли Йорка не было зубов; в своё время он с братом отсидел одиннадцать с половиной лет за убийство шерифа в 1944 году. Кантри-певец Джонни Си увековечил Йорка и его жену в песне «Willie’s Drunk and Nellie’s Dyin», и в результате к ним приехали репортёры из журнала «Лайф». Леонарду уже приходилось сталкиваться с этим журналом, когда его сотрудники приезжали на Гидру делать материал о художниках-экспатах. Йорк понравился ему с первого взгляда. По вечерам он частенько ходил через поля к нему в гости, прихватив бутылку виски.

Леонард купил пистолеты и винтовку в армейском магазине, а также приобрёл лошадь у приятеля Вилли Йорка Рэя Марли по прозвищу Малыш, который был чемпионом родео в Техасе, а теперь поселился в Теннесси и занимался тем, что тренировал лошадей. «Нет второго такого человека, как Малыш, — говорит Рон Корнелиус. — Он был очень, очень внушительных размеров, такой человек-гора, и он много тусовался с нами [с группой West], когда мы оказывались в городе, и всё время был пьян». Леонард вспоминал: «Я думал, что умею ездить верхом — мы учились этому в летнем лагере, — но лошадь, которую мне продал Малыш Марли, заставила меня изменить своё мнение. Он, видимо, посмотрел на меня, городского хлыща, и подумал, что будет очень смешно продать мне именно эту лошадь. Даже просто поймать и оседлать её мне удавалось нечасто. У неё был отвратительный характер». Позже Леонард обессмертил эту лошадь в песне «Ballad of the Absent Mare»1941 и обессмертил бы Марли и Йорка в «Chelsea Hotel», но оригинальную версию этой песни вытеснила «Chelsea Hotel К2», у которой был совершенно другой текст.

- Ковбой из меня был никудышный (смеётся). Но у меня была винтовка. На сланцевой скале в нескольких сотнях метров от моего дома зимой вырастали сосульки, и я становился в дверях и подолгу стрелял в эти сосульки, и в конце концов неплохо натренировался.

- Вы жили там один?

- В основном один, но время от времени приезжала Сюзанна.

- Вам больше нравилось в одиночестве.

- Да, это мне всегда нравилось.

Удивительно, как сильно изменилась жизнь Леонарда всего за девять месяцев после его отъезда из Нью-Йорка. В Теннесси он слился с природой. Рон Корнелиус впервые привёл к Леонарду Билла Донована, своего хорошего друга из Сан-Франциско, который затем станет у Леонарда тур-менеджером. «Леонард открывает дверь — и он абсолютно голый, — вспоминает Донован. — Он говорит: «Добро пожаловать, друзья, входите» совершенно невозмутимо, как будто так и надо». Леонард предложил гостям чаю, отказался от косяка «и всё это время ходил голый», не выказывая ни тени смущения и поддерживая приятный разговор.

«На мой взгляд, — говорит Леонард, — я жил там полной жизнью». В стихотворении «Я стараюсь оставаться на связи, где бы ни находился», написанном на ферме и опубликованном в сборнике «Энергия рабов», он писал:

Солнце появляется в слуховом окне,

Моя работа зовёт меня нежно, как шум ручья.

12

О, сделай мне маску

Шестидесятые не собирались закончиться незаметно. В последний год этого десятилетия люди впервые высадились на Луне, а тем временем на Земле, в Америке, это был год фестиваля в Вудстоке — собрания племён хиппи, и также год Чарльза Мэнсона и Альтамонта — год смерти хипповской мечты[95]. Для Леонарда 1969 год тоже оказался судьбоносным: он встретил женщину, которая сделает его отцом, и мужчину, который сделает его монахом.

Дзёсю Сасаки Роси — низенький толстый японец, учитель дзен-буддизма, принадлежащий к суровой школе Риндзай. Роси родился 1 апреля 1907 года, а в 1962 году (в свои пятьдесят пять лет он был просто мальчишка, у которого за душой одна лишь смелая мечта) приехал из Японии в Лос-Анджелес, чтобы основать первый центр Риндзай в США. Впервые Леонард услышал о Роси от своего друга Стива Сэнфилда, который учился у него и три года жил в гараже небольшого дома, который тот снимал в Гардене, недорогом пригороде Лос-Анджелеса. Сэнфилд влюбился в жену другого ученика, и Роси попросил их покинуть свой центр. Несколько месяцев спустя, когда они ждали ребёнка,