— Ах, Труде! — обнимала Алеся за плечи свою Любимую няню. — Да какая разница! Главное, он едет! Главное, он уже одной ногой дома!.. Теперь я буду ждать, и неважно, к какому дню приедет мой любый Самуль! Этот день будет большим праздником, чем даже Рождество! Мы устроим… фейерверк!

* * *

Чем севернее продвигался Кмитич, тем меньше оставалось у него людей. Казаки и русины стали растекаться еще сразу после пересечения южных границ Речи Посполитой. Одни подходили и тепло прощались с Кмитичем, другие уходили по-английски, третьи добровольно оставались в крепостях захваченных городов… Сейчас из двухсот двадцати русских казаков, бежавших с галеры, с Кмитичем ехали всего чуть более двадцати человек, включая пять литвинов. Но эти люди не желали покидать Кмитича, заявив, что хотят вступить в его хоругвь, объединившись с войском Речи Посполитой, и воевать турка по всей Подольской Руси.

Как бы ни хотел Кмитич успеть домой к Колядам, он явно не успевал. Чувство досады усугублялось и тем, что Кмитич знал: его ждут. Ждут Алеся и дети, ждут Михал и Ян Собесский, ждут многие в Орше и Россиенах… Еще из Рима послал он Алесе письмо, послал письмо и Михалу. Знал, что папской почтой письма уже давным-давно достигли адресатов… И так хотелось встретить Рождество у себя дома, ну или хотя бы в родной Литве! Увы, об этом можно было забыть. На первый план вышла задача иная: просто выйти к границам Княжества, которое словно бы постоянно отдалялось, как исчезает радуга, стоит пойти к ней навстречу…

И чем ближе к дому, тем медленнее продвигался обоз. Погода с каждым днем портилась. Иногда лил проливной дождь, и продвигаться вперед не было никакой возможности — копыта коней разъезжались по глинистой мокрой дороге, колеса скользили и ломались, люди, особенно миссионеры-иезуиты, начинали болеть на студеном ветру северной страны… Морозный, уже пахнущий зимой ветер больно щипал щеки и глаза, мелкий снег то и дело накрывал землю, но лежал обычно недолго.

— Проклятая погода, проклятый снег! — ворчал Викентий, кутаясь в шарф и плащ, растирая окоченевшие пальцы.

— Вы бы помолились, пан нунций, чтобы этот проклятый снег продержался как можно дольше! — говорил укоризненно итальянцу Кмитич. — Вот когда выпадет мой любимый снег — пушистый да хрустящий, вот тогда нам гамон настоящий! Почти стихами говорю, — и Кмитич, улыбаясь, оглянулся на Семеновича. Тот лишь угрюмо молчал. Он думал о том же…

Но чего Кмитич так боялся, то и произошло. Вскоре поднялась метель, повалил сплошной стеной снег, стали завязываться первые зимние сугробы.

— Надо торопиться! — кричал сквозь пургу Семеновичу Кмитич. — Иначе скоро наши телеги увязнут в снегу, как муха в паутине, и вот тогда, как говорят матросы, мы будем на мели! На полной мели, пан капитан!

— Нам нужно переходить на лыжи, пан полковник! — советовал Семенович.

— Браво, капитан! Вы уже и на земле ориентируетесь в обстановке! Но для этого нужна стоянка, хотя бы на хуторе каком! — отвечал Кмитич. — Хотя бы цыганского коваля какого-никакого отыскать.

И как назло обоз шел по сплошной лесной дороге. Иногда лес заканчивался, но вокруг все равно не видать было ни единой хатки, ни живой души…

— Пустыня, — ворчал нунций, — если, конечно, этот холодный снежный лес можно так назвать… И где же, пан Кмитич, мы будем ночевать? Где люди в этой стране?

— Если ничего не найдем, то в повозках переночуем. В них и встретим Рождество. Ничего другого не поделаешь, пан нунций, — отвечал Кмитич, также недовольный перспективой рождественской ночи под открытым небом, без очага, без песен и колядований… Песни и колядования, впрочем, не волновали оршанского полковника. Куда как больше его волновала метель, которая могла за ночь занести повозки, и тогда — пиши пропало. И самое страшное: Кмитич потерял всякую ориентацию в пространстве. Метель завывала не только вокруг него, но и в его голове. Словно околдовал кто полковника, словно злой бог зимы Зюзя напустил свои зимние чары, путая, сбивая с пути, уводя подальше в непролазную чащобу леса… Кмитич никак не мог понять, где же он находится, куда ехать и в какой он местности.

— Пан полковник! — к Кмитичу подъехал Семенович, кутаясь в плащ и морщась от ветра и снега, бьющих в лицо. — Мы, похоже, сбились с пути?

Кмитич оглянулся на капитана. Во время шторма на море Семенович не в пример Кмитичу невозмутимо и бесстрашно управлял галерой. Сейчас капитаном являлся Кмитич, и в своей стихии он должен делать то же самое: показать, что руль в надежных руках. Как бы ни было на самом деле.

— Не хвалюйтесь, капитан, — с деланным весельем отвечал Кмитич, — мы плывем строго по курсу! Да, капитан, на суше бывает не лучше, чем на море во время шторма.

— Сегодня все равно далеко до того ужасного шторма, что застал нас у берегов Шотландии! — Семенович также пытался храбриться.

— Возможно, капитан, — отвечал Кмитич, морщась и отворачиваясь от кусающегося ветра, — только хочу вас предупредить, что вас ожидает еще одно самое скучное в вашей жизни Рождество. И теперь уже Шотландия с ее скукотой и пуританским занудством вам раем покажется! Все познается в сравнении, пан капитан!

— Вы, якорь мне в глотку, вновь правы, пан полковник! — отвечал Семенович…

Как обычно в декабре, темнело быстро, тем более в Сочельник — время самых длинных ночей. Вокруг грустно тащившегося по снежной дороге обоза уже скопилась полная тьма, и если бы не белый снег, то двигаться вперед люди могли бы только вслепую. Нужно было срочно искать хотя бы какой-нибудь ночлег… Заволновались замерзшие и уставшие иезуиты…

— Где мы будем ночевать? — испуганно спрашивали они у своего нунция…

— Полковник, — спрашивал Викентий Кмитича, — где же мы в конце концов остановимся на ночлег?

— Постойте пока здесь, за елками, тут не так дует, а я проеду вперед, осмотрюсь, — крикнул Семеновичу и нунцию Кмитич, немного испуганный тем, что абсолютно не может найти точку опоры в этой каше из снега, ветра и темноты.

Полковник пришпорил коня и поскакал вперед по заснеженной дороге. Конь из-за сугробов скакал большими прыжками вверх-вниз. «Ох, хреново! Заметает нас Зюзя!» — думал в ужасе Кмитич…

Вдруг лес резко оборвался. Кмитич даже выругался от неожиданности… Вдоль леса шла большая дорога, с которой и сошел в пургу обоз Кмитича, заплутав в лесу. По другую сторону дороги, чуть далее на север на белесом фоне снежной долины темнели по меньшей мере три хаты, бледно-желтыми точками светились их окна.

— Кажется, там веска, пан полковник!

Кмитич обернулся. Сзади сидел в седле Семенович, придерживая у горла плащ одной рукой.

— Повезло нам, пан капитан, — просиял Кмитич, — точно, веска…

Северный ветер дул со стороны хат, и до Кмитича долетел медовый звук играющей дуды. И тут он увидел… Два темных силуэта уже явно напившихся на Каляды, похоже, ряженых хлопцев… Их фигуры чернели на фоне снега, они ковыляли в вывернутых наизнанку шубах с какими-то козьими масками на головах… Ветер доносил до Кмитича веселую песню ряженых: