– Да как так-то? – удивился тот. – Ты куда?

– Потом узнаешь, – отрезала Наташка. – Потом.Только поздно будет. Ухмыляйся, ухмыляйся... Скоро перестанешь.

Она развернулась на сто восемьдесят градусов и полетелапрочь, почти не касаясь каблучками земли. Как разъяренная гарпия. Ну илиГоргона – она, кажется, тоже умела летать. Напрасно Петров кричал вслед: «Э!Э!» и «Честное слово, я не ухмылялся!» – Наташка осталась непреклонна. «И невздумай мне звонить!» – крикнула она через плечо в качестве последней точки над«и».

«Правильно мама говорила, что он пентюх, – злобнодумала она. – Пентюх и есть. И гадина. Ухмыляется он... Между прочим, этомужчина должен добиваться руки женщины, а не наоборот. Вон Карасюк, междупрочим, добивается. Второй, между прочим, год».

Наташка закусила губу и вытащила из сумочки телефон.

– Я сейчас подъеду к универу, – сердито сказала она втрубку. – Жди меня у входа.

И не дожидаясь возражений, дала отбой. Звонила она неКарасюку, а вовсе даже Пашке Синельникову. Синельников учился насоциологическом и был ужасно, просто даже возмутительно крут. Вообще говоря,крут был не он сам, а его папа, но не вызывало сомнения, что Пашка в самоеближайшее время тоже развернется на полную катушку. Несколько раз он подвозилНаташку домой на своей «Тойоте», и старушки у подъезда каждый раз взволнованношушукались. Мама души не чаяла в Синельникове и, значительно поднимая брови,говорила, что за ним любая девушка будет как за каменной стеной. Наташкаравнодушно пожимала плечами. Конечно, как за стеной – он такой же непробиваемыйи неинтересный.

И нахальный. Когда Наташка добралась до универа, прошло отсилы полчаса, а по Пашкиной физиономии казалось, что он ждет тут целые сутки.

– Ну чего за дела? – прогудел он недовольно. –Торчу здесь, как...

– Слушай, – перебила его Наташка. – Ты меня вресторан недавно приглашал?

– Не помню, – пожал плечами Синельников. – А чего?

Наташка тяжело вздохнула. Уж чем-чем, а обходительностьюСинельников определенно не страдал.

– Не придуривайся, – раздраженно сказала она. – Тыменя раз в месяц куда-нибудь приглашаешь, а я каждый раз отказываюсь.

Пашка щелкнул зажигалкой.

– Почему? – спросил он так, словно Наташкины слова былидля него новостью.

– Потому что у меня уже есть парень! Вернее, был.

– М-м, – кивнул Синельников, затягиваясь«Давидофф». – И чего?

«Какой пень, – мелькнуло у Наташки в голове. –Жуть. По сравнению с ним Петров просто гений».

– Ты, может, хочешь, чтобы я тебя опять пригласил? –поинтересовался Синельников, почесывая ухо.

– Нет, это, может быть, ты хочешь? – уже начиная терятьтерпение, спросила Наташка.

Синельников сделал рот буквой «О» и выпустил круглое колечкодыма. Выражение лица у него при этом было весьма дурацкое.

– Можно, – сказал он весомо, выждав минутнуюпаузу. – Я тебе позвоню вечерком.

Наташка не удостоила его ответом. Шагая к корпусу, онамысленно решила, что вечером отошьет Пашку самым решительным образом. Чтобызнал. То-то он озадачится... Нет уж, Синельников всетаки не вариант, будь унего даже три «Тойоты». И «Лексус» впридачу. Второго такого чурбана свет невидывал.

Мобильный в сумочке робко запищал. «Петров», – подумалаНаташка, снова суровея. Однако эсэмэс было не от Петрова, а от Карасюка.«Почувствовал, наверно, что появился шанс», – усмехнулась Наташка, сразупочувствовав себя роковой женщиной и объектом всеобщих желаний. Петров,конечно, просто бессовестно избаловался и упустил из виду, что такие, как она,на дороге не валяются. Она, между прочим, уже сто раз могла выйти замуж, еслибы захотела.

– Здорово, Львовна, – перекрывая шум голосов в холле,крикнул Васечка Глинский, самый обаятельный мальчик на курсе. А то и на целомфакультете.

Когда-то у Наташки был с Васечкой короткий и бестолковыйроман. Встречались-встречались, хохотали и целовались в подъезде, а потомкак-то незаметно перестали. Остались друзьями. И очень просто. С Васечкой всебыло просто.

«Не то, что с Петровым», – угрюмо добавила мысленноНаташка.

– Ты чего такая злая? – весело спросил Глинский. –Дай конспекты по истории.

– Не дам, – сказала Наташка. – А злая, потому чтос Петровым разошлась.

– Ого, – все так же весело удивился Васечка. – А ядумал, вы вот-вот поженитесь.

– Я тоже думала. – Наташка негодующе сдула челку солба, как будто челка была во всем виновата. – А теперь передумала.

– Ну! Ты что, вообще не хочешь замуж? В принципе?

– В принципе как раз хочу. Но не за Петрова.

– Ну, выходи за меня, – совсем развеселилсяГлинский. – И дай конспекты.

«Забавно было бы, – подумала Наташка. – Мама вобморок упадет от неожиданности. А Петров умрет от ревности».

– Сейчас вот возьму и поймаю тебя на слове, – сказалаона, усмехаясь.

– Ну, лови. – Васечка широко раскинул в стороны руки,словно собирался немедленно рухнуть в Наташкины объятия.

– Дурень ты, Глинский, – укоризненно покачала головойона. – Разве такими вещами шутят?

– А чего сразу «шутят»? Меня мать постоянно агитирует:женись-женись. Ты красивая и характер у тебя нормальный, когда не злишься...Поживем, не понравится – разойдемся. Ты готовить умеешь, Львовна?

Наташка закатила глаза и направилась в аудиторию.

«Ужасный обалдуй, – осудила Наташка Глинского. –Даже Петров куда ответственней, хоть и пентюх... Зато Васечка симпатичный. Вседевчонки обзавидуются. И веселый. Вот только брак – это не хиханьки. „Непонравится – разойдемся“, ну уж нет. Она не по парку гулять намеревается, асемью строить... Интересно, этот обнаглевший Петров даже не собирается звонить?Мириться с ним никто и не думал, но хотя бы извиниться за свое хамство онможет?»

Петров не звонил. Зато во время лекции пришла еще однаэсэмэска от Карасюка с просьбой как можно скорее встретиться и поговорить.Наташка озабоченно наморщила лоб и, поразмыслив, отправила Карасюку ответноепослание.

Хотя она ни словом не обмолвилась о разрыве с Петровым,Карасюк, судя по всему, и впрямь имел недюжинные телепатические способности.Едва завидев Наташку, он с ходу, ни секунды не мешкая, предложил ей руку исердце. Конечно, он делал это не впервые, но никогда еще его предложение неприходилось настолько кстати.

«В самом деле, – думала Наташка, пристально разглядываяКарасюка, точно видела первый раз в жизни. – Если так подумать... Нет, а всамом деле... Он, конечно, не такой мистер Твистер, как Синельников, и не такойобаяшка, как Васечка, зато ужасно положительный и надежный. И верный. Вонсколько меня добивается... Он-то не будет воспринимать меня как само собойразумеющееся, как этот мерзавец Петров, который за весь день даже не соизволилпозвонить».