к воде наклонила.

Так стояла она, и текли ее дни,

А река свои воды катила.

Много дней пронеслось, ива высохла вся

И сильнее к воде пригибалась,

А река все текла, так же воды несла,

Так же солнце в воде отражалось.

Надвигалась гроза, небо стало темнеть,

И сильнее вода забурлила,

Разразилась она, и над бурной рекой

Иву молнией сразу сразило.

А когда пронеслась роковая гроза,

Когда небо совсем прояснилось,

То все так же река свои воды несла

И все дальше и дальше катилась.

19/VI 1934 г.

* * *

На чистом фоне неба голубого,

Где облака плывут, как корабли,

Я думаю: есть много дорогого

И милого для странников земли.

И, глядя в бездну, полную мечтаний,

В тот край, где ветры горе унесли,

Рождается все больше упований,

Уходишь как-то дальше от земли.

12 ноября 1934 г.

* * *

Я хочу идти при луне

По залитой светом земле,

Рядом с феей этого дня,

Что дороже всего для меня.

Я хочу ее всю целовать,

Страстно, нежно и грустно обнять,

Не спускать с нее взора очей,

Слышать слов ее тихий ручей.

Так ходили бы мы при луне

По залитой светом земле.

31 августа 1935 г.

Москва, Соломенная Сторожка

Посвящаю тете Наташе в день ее ангела

Проезжая по глади озер,

Проходя по лесам, по дорогам,

Я увидел широкий простор.

Все в природе там было мне ново,

Все ласкало, лелеяло взор.

И теперь, вспоминая Урал,

Его горы, спокойные воды,

Я сегодня бы Вам пожелал

Ту же тихую радость природы,

О которой впервые узнал.

8 сентября 1936 г.

Фронтовые стихи

Из поэмы «Три года» (глава о 1942-м)

Январь, февраль. На Волге пустыри.

Визгливые запевы до зари.

В нависшем небе – «рамы», «костыли»,

Проклятые немецкие затеи.

И даже в марте не было весны,

И нашу кровь не волновали сны,

Окопною водой унесены

В далекий угол фронтовой траншеи.

И мы в мечтах гнилой картофель ели.

Следы приличий стерлись и слетели,

Когда завистливо на котелок глядели

Голодные солдаты у костра.

Мы смотрим прямо в завтра и в вчера.

Немногие в чумные вечера

Держались твердо. Черная пора

Согнула остальных и в грязь свалила.

Я был солдат и сам тогда упал,

И не жил я, а лишь существовал.

Больной и вялый, нехотя жевал

И о мечтах былых не вспоминал,

А выбраться на свет не стало силы.

И все-таки я должен был брести.

Все мины и снаряды на пути

Я звал на голову свою. Нести

Мне надоело котелок дырявый.

О подвигах военной громкой славы

Не вспоминал я. Просто до поры

Хотел убраться из плохой игры,

Устав карабкаться на склон горы

И на идущих равнодушно глядя.

Я не хотел участвовать в параде,

И сам не знаю, как тогда я встал -

Должно быть, руку мне мой друг подал…

Я пробудился и уже не спал.

Декабрь 1943

Разведчики

«Спой, Виктор!» Тишина, насторожились

И слушают. Знакомые слова:

«Куда, куда вы удалились, Весны моей…»

И вспомнилась Москва, Большой театр,

Онегин, юный Ленский.

Такой же юный, как моя страна,

Огни в витринах и на лицах женских,

Бурливая московская весна.

Но здесь не праздник. На другое дело

Их собрался в землянке целый взвод.

Разведчики – веселый и умелый,

Отважный и решительный народ.

«Выходим через час. От третьей роты

Идем лужайкой к самой немчуре.

Налево мины. Цель правее – дзоты.

Захватываем немцев в их норе.

Работа будет трудная, не скрою:

Атаковать с гранатой вражий дзот,

Но, если вас и выведут из строя,

На помощь целый батальон придет.

Вы помните, идти вчера собрались,

Не знаю, как про все узнал комбат,

И здорово же мне тогда досталось,

Что, не спросившись, я повел ребят.

Теперь не то. Поддержит вся пехота

И артиллерия. Дадут огня!

Теперь винтовки, пушки, минометы,

А не одни гранаты у меня!..

Ну, все! Пошли! А ты оставь гармошку!

Вернемся после дела отдыхать.

Тогда не грех и погулять немножко,

И спеть, и обязательно сплясать».

1943

Бинокль

Имя и фамилия знакомы.

Мы еще недавно вместе были,

По безлюдным улицам бродили

И мечтали, как нас встретят дома.

После жили где-то близко, рядом,

Но забот войны поток бегучий

Разделил нас темной сизой тучей,

Что бывает от больших снарядов.

А теперь на крышке от бинокля

Встретил снова букв знакомый росчерк.

Значит, путь владельца укорочен,

Значит, кровью друга буквы взмокли.

В эти стекла он глядел на фрица,

Разгадать умел уловки вражьи,

Бил врага умело и отважно,

Есть чему у друга поучиться!

Черный ремешок, что лег на плечи,

Мне в бою напомнит образ друга,

Не уйти из рокового круга

Тем, кто убивает и калечит!

Многие из нас сейчас уходят.

Но страна не потеряет силы.

Если пуля воина скосила,

Все оружье другу переходит.

20 июня 1943

1. Рубен, Глеб и Дима – три брата, 1927 г.

2. Наталия Дмитриевна, Дима, Глеб и Борис Дмитриевич Удинцевы. Надпись на обороте: «Милой и дорогой Ольге Францевне Маминой-Сибиряк от племянника, племянницы и внуков. 15 мая 1927 г.»

3. Фрагмент программы Рождественского домашнего концерта, 1931 г.

4. Дима Удинцев, 12 лет

5. Автограф Димы, 1935 г.

6. Альбом для стихов Димы Удинцева

7. Дмитрий Удинцев на яхте М-20, 1938 г.

8. Записка родным, 1937 г.

9. Дмитрий с тетей Катей и дядей Борисом. Соломенная Сторожка, 1938 г. Фотографировал Глеб Удинцев

10. Дмитрий Удинцев, 1940 г.

11. Дмитрий в госпитале Павловского Посада в верхнем ряду 4-й слева, апрель 1944 г.

12. Письмо тети Наташи командиру Дмитрия

Мирза Геловани 27 лет

«Ты не пиши мне, что расцвел миндаль…»

Капитан, командир танкового батальона. Погиб 26 июня 1944 года в операции «Багратион» по освобождению Белоруссии.

В поселке Тианете близ Тбилиси есть дом-музей Мирзы Геловани. Много лет земляки поэта