– Отдайте Виктору Васильевичу.

Любая записочка, пусть даже писанная карандашом на клочке бумаги, если она попадает в руки Илюшину, сразу же становится документом, который должен иметь официальный ход. Видимо, шеф вспомнил о бюрократическом педантизме своего главного помощника, и переменил принятое решение:

– Или ладно, положите его вон на тот столик.

Ельцин слушает мой доклад вполуха, а на разложенные перед ним фотографии грузинского схрона и вовсе не смотрит.

– На словах Гамсахурдия просил передать, что крайне заинтересован в вашей поддержке и что в случае своего избрания президентом будет координировать с вами свою политику. Развитие сотрудничества с Россией по всем направлениям станет одним из главных его приоритетов.

Шеф вздыхает, давая понять, что ему не слишком интересно то, о чем я говорю:

– Вы ему сказали, что по поводу семьи я вам ничего не поручал?

– Конечно. Сказал, что вы даже ни о чем не догадываетесь, а я действую по собственной инициативе и с согласия некоторых ваших помощников, которые…

Ельцин не дает договорить:

– Хорошо, но больше на связь с ним по этому вопросу не выходите.

– Да, но если вдруг…

– Что-то еще непонятно?

– Все понятно.

В голове свербит мысль: почему все— таки сначала он согласился на мою поездку в Грузию, а теперь ничего не желает слышать про ее результаты? Какая муха его укусила? Похоже, у этой мухи есть имя – Саша Коржаков. В последнее время тот все, что не согласовано с ним лично и что не укладывается в его служебные и неслужебные интересы, преподносит шефу как коварные происки. Хранитель тела всеми силами старается стать хранителем помыслов. Добром это не кончится.

– Борис Николаевич, мне сказать грузинам, чтоб не держали для нас этот объект?

Ельцин морщится, будто от зубной боли:

– Лев Евгеньевич все объяснит. Переговорите с ним.

Вот уже битый час сижу у себя в кабинете, тупо листаю телеканалы и ничего не предпринимаю. Даже на телефонные звонки не реагирую. И все потому, что не могу унять уязвленное самолюбие. Черт меня подери! Оказывается, у Льва Евгеньевича Суханова уже что-то продумано и придумано! Так зачем же тогда я летал в Тбилиси? Зачем морочил голову Гамсахурдия? Зачем выдавал векселя Абсандзе? Зачем одалживался у Володи Ряшенцева? Зачем все это?!

Неожиданно дверь открывается, и в кабинет входит улыбающийся Лев Евгеньевич Суханов. За те недолгие месяцы, что я работаю в аппарате председателя Ельцина, могу по пальцам пересчитать его визиты ко мне, что называется, не по делу. Стало быть, и на сей раз заглянул не просто так, хотя и начинает издалека:

– Привет. С возвращением! Удачно съездил?

– Если не считать того, что моя поездка оказалась никому не нужной, то вполне удачно.

Суханов, похоже, не почувствовал моего раздражения или не счел нужным на него реагировать. Но, глядя на его приветливое лицо, у меня пропадает желание таить обиды:

– Шеф сказал, у вас есть какой-то план, и вы мне о нем поведаете.

– План? Какой еще план?

– Ну, насчет его семьи.

– А! ты просто не понял его! – Суханов берет стул и садится рядом со мной. – Тут вот какое дело…

…Валерий Окулов, зять Бориса Николаевича. До 1985 года он работал штурманом в свердловском авиаотряде, а когда тесть возглавил Московский горком партии, сразу же перевелся в Москву, в Центр управления международными воздушными сообщениями, и теперь летает за границу на самолетах «Аэрофлота». Точнее – летал, потому как с некоторых пор родство с Ельциным перестало быть стимулятором карьерного роста. В общем, на днях его отстранили от полетов и вообще грозят увольнением.

– Мстят Борису Николаевичу, сволочи! – Суханова отличает способность воспринимать житейские невзгоды шефа как собственные. – Ты же понимаешь, как он из-за этого переживает!

– Но чем я-то могу помочь? Разве что попрошу кого-нибудь из «Комсомолки» написать заметку про героического штурмана Окулова, которого чиновники от авиации гнобят за родство с Борисом Ельциным.

– Не надо ничего писать. Надо на время отправить его с женой куда-нибудь за границу. Например, в Испанию. Напряги свой «Российский дом», у них наверняка есть там какие-нибудь партнеры.

– А хотите, отправлю Окуловых в Грузию?

– Только не в Грузию! У Шеварднадзе есть информация…

– А он что, опять к шефу приходил?

– Нет, они позавчера встретились на завтраке у американского посла.

Не в этом ли причина потери интереса к идее грузинского схрона?

…Ночь. Чертовски хочется спать. Сижу на кухне и жду телефонный звонок из Мадрида от Фредерика Шапю, бизнесмена, женатого на дочери богатейшего выходца из Южного Вьетнама, совладельца невероятного числа разбросанных по свету фирм и компаний, вхожего в дома многих европейских лидеров, гражданина мира с бесчисленным количеством паспортов и кредитных карт. О чем бы ни зашла речь, но на вопрос: «А можно ли это сделать?», он всегда отвечает: «Сделаем!». Правда, не факт, что будет сделано именно так, как тебе требуется, потому что Фредерик – человек-импровизатор, отдающий предпочтение не конечной полезности той или иной комбинации, а ее изяществу и необычности. Это самый обаятельный из всех авантюристов, повстречавшихся мне на жизненном пути.

Ночной звонок – это всегда испуг. Даже если его ждешь, он все равно заставляет вздрогнуть: что-то случилось?! Но сейчас я наверняка знаю, кто звонит и зачем. В голосе Шапю звучат нотки жизнеутверждающего оптимизма:

– Встретили, разместили, по-моему, они всем довольны! Ты знаешь, дети твоего Бориса оказались очень приятными людьми!

Прихожу на работу совершенно не выспавшимся, но все же вовремя. Не успеваю разложить на столе утреннюю прессу – ко мне заглядывает Лев Суханов. У того понятный интерес к новостям из Испании: как доехали, где устроились, все ли в порядке? Отвечаю словами неунывающего мсье Шапю: встретили, разместили, всем довольны.

– Ну и слава Богу. А ты, я смотрю, совсем не выспался? Пойдем ко мне, я тебе хорошего кофейку налью.

– Сейчас, Лев Евгеньевич, только сначала к шефу зайду.

Суханов удивленно вскидывает брови:

– А зачем?

– Так ведь надо же ему доложить…

– Не советую! – и, почувствовав мое удивление, задает ставящий в тупик вопрос: – Он тебе что-то поручал? Лично он? Нет. Стало быть, и не надо ему ни о чем докладывать. Пойдешь – и поставишь его в малоприятное положение должника. Чувствуешь, чем такое для тебя может закончиться?

– Господи, да какой же он должник?! Мы ж свои тут люди! Можно сказать, соратники! Как говорится, кашу ели из одного котелка, и не раз!

– Забудь обо всем, что раньше между нами было. У него теперь другой статус, и у нас тоже.