– Ох, уж эти ваши, Лев Евгеньевич, аппаратные заморочки!

Вопреки совету Суханова захожу в кабинет к Ельцину и с порога сообщаю новость: ваши долетели, устроились, все в порядке! Шеф сидит, склонившись над раскрытой газетой, и никак не реагирует на сообщение. Может, не расслышал? На всякий случай повторяю:

– В общем, все у них хорошо. Думаю, вечером сами вам позвонят и обо всем расскажут. Такая возможность у них имеется.

Неожиданная реакция шефа ставит в тупик:

– Вы в курсе, что в вашей любимой «Комсомолке» творится? Нет?! С прессой надо больше работать, а не мировые проблемы решать!

– А что случилось, Борис Николаевич?

– Что случилось? – шеф говорит тоном, не предвещающим хорошего завершения моего визита в этот кабинет. – Вот, взгляните! Что это такое?! На первой полосе: «Борис, ты опять не прав»?! Какой я им, понимаешь, Борис!

Если Ельцин переполнен недовольством, разговаривать с ним о чем-либо, объяснять и тем более оправдываться бесполезно. Поэтому скороговоркой обещаю разобраться, хотя не знаю с кем и в чем, и возвращаюсь к себе в кабинет. Ощущение от происшедшего препоганое. Я-то знаю, что шел не за тем, чтоб Ельцин обнял меня, прижал к груди и произнес прочувствованно: «Спасибо тебе! Выручил!». Но для него, похоже, все выглядело именно так. Вот поэтому и получил чувствительный щелчок по носу. И поделом.

Гордыня сродни глупости.

С той поры, как мы шумно оскандалились в Америке, не прошло и полугода. За это время успели побывать и в Японии, и в Европе. Теперь, встречаясь, бывает, вспоминаем те вояжи, со всеми их плюсами и минусами. А вот поездку в США – никогда. Малейшее упоминание о ней – и у Бориса Николаевича портится настроение. Что же касается Геннадия Алференко и Джима Гаррисона, продюсеров программы под условным названием «Ельцин в Америке», то шеф до сего дня считает, что это не без их участия произошли «утечки» информации деликатного свойства, породившие разговоры о пьянстве и политическом бескультурье российского литера.

И вдруг…

Февраль 90-го выдался донельзя хлопотным – на носу выборы народных депутатов РСФСР. Ельцин баллотируется от Свердловска, но и о московском электорате не забывает, ибо в будущем, когда придет срок выбирать президента России, столичный регион во многом определит шансы кандидатов на победу. Вот и сегодня у него была какая-то встреча в подмосковном Калининграде. Меня туда не позвали. Поэтому, едва вхожу в дом, сразу включаю телек: скажут о ней хоть что-нибудь в вечерних новостях или нет? Скорее всего, не скажут и уж тем более не покажут. Но посмотреть все же надо. Чем черт не шутит!

Ожидание прерывает телефонный звонок. Ну как же это не вовремя! И ведь наверняка не по делу. Скорее всего, кто-то из стародавней банной компании. Сегодня пятница, вот и хотят поинтересоваться моими планами на завтрашнее субботнее утро. Чего бы ни случилось в подлунном мире, но в этот день они сначала лупят друг друга березовыми вениками в Тетеринских банях, а после пьют пиво в подвальчике у Столешникова переулка, и сей распорядок не могут нарушить никакие политические катаклизмы. Он так же предопределен мирозданием, как восходы и закаты.

Поднимаю трубку и с трудом сдерживаю раздражение: слушаю! Никакого ответа. Ну, и что же мы молчим? Говорите же или повесьте трубку! И вдруг – голос Ельцина:

– Павел, приехал Джим Гаррисон.

Скажу честно: поражен доселе небывалым явлением. Обычно звонит Суханов и предупреждает, что сейчас со мной будет говорить Борис Николаевич. А тут вдруг на тебе – сам! По всей видимости, Лев Евгеньевич и в этот раз набрал мой номер (шеф его отродясь не знал) и стоит где-то рядом. Но все равно такое в диковинку. А еще диковинней услышанное – вот уж, действительно, новость так новость! Не в том смысле, что Джим объявился в Москве. Мало ли какие у него тут могут быть дела. Удивительно, что после всего происшедшего в Штатах он решился выйти на связь с Ельциным, а тот не послал его куда подальше. Не нахожу этому объяснения.

– Давайте завтра вечером встретимся с ним у меня дома, на Лесной. Поужинаем и послушаем, что он нам скажет. Ярошенко я уже предупредил.

…Не знаю, готовила ли все эти угощения сама Наина Иосифовна или же кто-то другой, но все очень вкусно. Причем ради заморского гостя стол накрыт в уральском стиле – с пельменями и обилием всевозможных салатов и разносолов. Единственное, что выпадает из традиций малой родины хозяев дома, так это выпивка – откушиваем виски.

Гаррисон пришел без Алференко, но с молоденькой и довольно милой барышней. Та заметно робеет перед шефом, но переводит бойко. У Джима, как и следовало ожидать, громадье планов относительно мистера Ельцина – издание в Америке его будущей книги, цикл лекций в ведущих американских университетах, обсуждение бизнес-проектов с руководителями крупнейших банков и инвестиционных компаний и, конечно же, неофициальные рабочие контакты с президентом, ключевыми сотрудниками аппарата Белого дома, сенаторами, конгрессменами и губернаторами.

Поскольку сижу по левую руку от Ельцина (правое ухо у него почти не слышит), имею возможность шепнуть: это же один в один программа прошлой поездки! Шеф кивает в ответ и озвучивает мною мысль, но в собственной интерпретации:

– Вы и в тот раз обещали такие же золотые горы.

На лице Гаррисона появляется выражение страдальческого недоумения. Я ничего не знаю об этом кучерявом моложавого вида господине с изящными очочками на носу – об его семейном статусе, об образовании, об имущественном положении. Но почему-то именно такими мне представляются американцы из небогатых семей, стремящиеся любой ценой приблизиться к кругу избранных, стать в нем если не ровней, то, по крайней мере, как у нас говорят, рукопожатным. Возможно, в детстве он даже недоедал, а потому и вырос по-юношески субтильным.

Джим ни слова не понимает по-русски. Но когда шеф что-то говорит, он весь напрягается и вслушивается в тональность произносимых звуков, стараясь уловить: это для него хорошо или плохо? И, как правило, улавливает. Вот и сейчас барышня еще не закончила перевод, а он уже реагирует на реплику Ельцина:

– За эти полгода взгляды руководителей Соединенных Штатов сильно переменились. Поэтому нам гарантирован успех.

– И в чем же перемены?

– Они поняли, что будущее вашей страны – это Ельцин, и никто другой!

Шеф благостно-иронично усмехается: «Что ж, лучше поздно, чем никогда». Зато Суханов высказывается язвительней: «А быстрее нельзя было соображать?».

Вообще-то мне не очень понятно, зачем шеф позвал нас с Ярошенко на этот ужин. Если и на самом деле рассчитывает, используя связи Гаррисона, установить «теневые» контакты с американским руководством, то наше сегодняшнее присутствие едва ли можно считать оправданным. При повторной реализации заокеанского проекта ему вообще лучше опереться на новую команду. Мы – это напоминание о предыдущем провале. Нас будут узнавать и посмеиваться: «Опять со своими собутыльниками приехал!», и это априори придаст визиту негативный фон. Не думаю, что Борис Николаевич этого не понимает.