— Через полчаса. Вставай.

А сам подходит к кровати и садится рядом. Ну и как мне встать?!

— Варь!

Сейчас он скажет, что все было хорошо, но продолжения не будет, так?! Радуйся, девочка, тебя в Москву свозили, по реке покатали, в приличном обществе побыла, но и место свое знай. Где ты, а где он? Сама ведь знала, что так и будет.

— Мне одеться надо, — говорю и не смотрю на него. — Выйди, пожалуйста.

Что я несу!? Он всю ночь со мной сексом занимался и в темноте, и при свете… Со всех сторон успел разглядеть… Хочу исправиться, но не успеваю, он молча уходит из номера. Какая же я дура! Через полчаса выходим из гостиницы, а я так и не знаю, что он хотел сказать. Снова превратился в того Айса, с которым познакомилась зимой. Но ведь я знаю его другим… Может, к лучшему, так быстрее смогу забыть все, что было? В аэропорту тишина становится невыносимой, он ни разу даже не коснулся меня. Просто стоит рядом, как тень, и все!

— Никита, добрый день. Тоже улетаете?

Рядом с нами садится тот самый старичок, что вчера мучал Леднева своими разговорами.

— Да, у нас посадка через двадцать минут. А вы куда?

Они продолжают разговаривать, а я сбегаю в туалет написать Машке, что уже в аэропорту. О том, что сказка закончилась, и про Стаса писать не стала. Стас… Не представляю, что бы было, встреть я его одна, без Никиты. Если б не он…

— Ты где была? — снова сидит один, старичок куда-то ушел уже.

— Да так, — сажусь рядом. — Спасибо, что поддержал меня вчера, сама бы не справилась, наверное.

Он молчит, а я не знаю, хочет ли он слышать то, что я скажу. Но это для меня важно, рассказать ему, наконец, все. Что бы ни было у нас дальше. Он столько для меня сделал…

— Я познакомилась с ним, когда мне было десять, а ему — двенадцать. Мы не так давно переехали с бабушкой в наш городок, мало кого знали, а я вообще ни с кем не дружила. В школе меня не приняли. Училась отвратительно, точные науки вообще не мое. Надо мной все смеялись, я считала хуже дошкольников, меня хотели оставить на второй год. А потом наша учительница сказала, что ее сын может заниматься со мной. Так и познакомились. Сначала занималась с ним два раза в неделю, а потом каждый день забегала. Он учился по особенной программе, не ходил, как все, каждый день в школу. Он стал моим единственным другом. Если я не была в библиотеке с бабушкой, значит, я была у него дома. Тетя Оля, ты ее вчера видел, говорила, что у нее дочь появилась. А я мечтала, чтобы так оно и было. Я же не помню маму. И отца тоже… Летом вместе в походы ходили. Родители Стаса считали, что ему надо чаще бывать на свежем воздухе. Стас умный, очень умный, он расстраивался, что я не очень хорошо понимаю его любимую математику, но ради него старалась учиться. Меня ничего, кроме книг по истории, тогда не волновало, а он предложил пойти и делать школьную газету. Там все фрики тогда собрались, ну и я с ними. Он всем для меня был тогда. Он, бабушка и его родители — это и была моя семья.

Он мечтал об МГУ, у него были лучшие в школе результаты ЕГЭ, но этого ведь недостаточно. И он приехал сюда. Поступил, куда хотел. За него вся школа радовалась, все учителя. Они даже летом ему проводы решили устроить… Он тогда втихаря уже брал отцовскую машину, и мы с ним катались по пустым дорогам. Он скорость очень любил, разгонялся до ста километров и кричал от восторга. Там вообще никто, кроме нас, не ездил, понимаешь, а в тот день… мы на грузовик налетели. Стас ничего не успел сделать, там такое столкновение было… — не могу дальше говорить: снова этот комок в горле, а в ушах — крик Стаса.

— Держи.

Опускаю голову, у Ника в руках бутылка воды.

— Спасибо! Меня из машины выбросило, я на траву упала. Даже переломов не было, только вывихи и ушибы. Врачи долго удивлялись. А Стас… на нем места живого не осталось. Хирурги сказали везти его сюда, в Москву, на операцию… Она мне звонила из больницы, тетя Оля, кричала, что это моя вина, что, если б не я, с ним бы ничего не случилось. А потом позвонила бабушке и сказала, что Стас умер. Я стояла под дверью и слышала, как бабушка плачет. Она на работу пошла, а я выгребла все таблетки, что нашла у нее в серванте и выпила. Жить без Стаса не хотела. Если бы она не вспомнила, что забыла борщ на плите выключить, меня бы не спасли. А потом, потом у нее был сердечный приступ. Она продолжала работать, нам нужно было на что-то жить. А я неделями отказывалась выходить из комнаты, в школу не ходила, мне психиатр тогда антидепрессанты выписала. Я их пила и ничего не хотела. Однажды к нам пришла наша директриса. Я ее всегда терпеть не могла, мне кажется, они и с бабушкой не очень ладили. Взяла меня за шкирку, в машину посадила и отвезла к своему бывшему ученику в соседний город. Тогда еще выяснилось, что у меня появилась фобия на автотранспорт. Ее ученик — самый известный психолог у нас в округе. И два раза в неделю она меня возила туда. Иногда я отказывалась, пыталась сбежать, закатывала ему такие истерики, что другой бы выгнал. Я его ненавидела, ты не представляешь, как я его ненавидела, но потом, когда поняла, что могу обходиться без таблеток, сама стала к нему ездить. А еще со мной дополнительно занимались все наши учителя. Мы когда первый раз ехали, директриса сказала, что я должна закончить школу. Что так Стас хотел и так бабушка хочет. Я ничего два года не видела, только учеба, учеба, учеба. Никогда столько не читала и не учила, как тогда. Это как спасение было и еще эти сеансы с психологом. Он помог мне научиться жить без Стаса… Я сдала экзамены, по математике получила вообще один из лучших результатов в классе. И решила поступать к нам, именно на журфак, как Стас хотел… А осенью умерла бабушка. Тихо, во сне. Она так и не оправилась… Я уже когда сюда поступила, узнала, что директриса платила за меня своему ученику, а это большие, очень большие деньги. Она свои сбережения тратила на меня, совсем чужого ей человека. В ноябре у них дом сгорел. Она с семьей сейчас живет в нашей с бабушкой квартире. Я вряд ли туда вернусь, им она нужнее.

А вчера, когда его увидела… Тетя Оля мне все объяснила, сказала, что как лучше хотела. Что ему надо наукой заниматься, а я… я не та, что должна быть рядом с ним. Папа — не профессор, простая для него слишком, не дала бы ему раскрыться, тормозила бы. А он — гений. А то, что в детстве было, было несерьезным. Так переживала, что я буду преследовать ее Стаса… А я даже не представляю, о чем с ним можно говорить…

— Исмаилов неплохо учится, но звезд с неба не хватает, — Никита отбирает у меня бутылку воды и делает глоток. — Насчет гордости факультета и тем более гениальности — это материнские преувеличения. На грант претендовал не он, а скорее, Юлия. Вот она действительно может стать настоящим ученым. Пойдем, посадку уже пять минут как объявили.

— Откуда ты…

— Справки навел. Пошли.

И впервые за сегодняшний день обнимает меня за плечи.

В самолете хорошо. Определенно, этот вид транспорта мне очень нравится. В голове крутятся слова Никиты про Стаса. Может, соврал? Всегда была уверена, что Стас станет величайшим ученым: он столько всего знал, его учителя на руках готовы были носить. А тут… Получается, что он такой, как все? Ник вряд ли бы соврал. Зачем ему? Кто для него Стас? Случайный знакомый, даже грант вчера не получил. Может, из-за меня спрашивал? Смотрю на него, а он опять в какой-то журнал уткнулся, держит меня за руку, всю дорогу не выпускает.