class="p1">Я бы еще немного пожалела себя, но Джанин крикнула, что завтрак готов. Упоительный запах свежеиспеченной сдобы мигом вытеснил печальные мысли.

— Оливьер умеет печь?

— Да, только загодя нужно заложить все ингредиенты и поставить реле, через сколько часов начинать.

— Хочется надеяться, что когда-нибудь такие агрегаты будут стоять на кухнях простых людей.

— Простым такий механизм не по карману, а у богатых кухарки есть. Зачем им агрегаты? Только таким отшельникам, как мы, подойдет.

Эх, жалко, такая идея пропадает.

Я положила себе два рогалика, Джанин принесла печеночный паштет и несколько баночек варенья.

Вторая чашка отвара привела меня в благодушное настроение, и я даже согласилась с мыслью, что придется снова поработать. Но едва я допила последний глоток, как услышала разъяренный вопль Маврикия:

— Какого изношенного подшипника!

О, эти слова я знаю! Я радовалась, что понимаю хоть что-то из заумной ругани Маврикия, пока до меня не дошло: ругань означает, что… демоны-ы-ы… что-то снова пошло не так.

На крики Маврикия сбежались все, включая Хитру, которая прискакала из леса, отряхивая с носа перья.

— Полюбуйтесь на этот металлолом окисленный.

Маврикий нажал на рычаг на кубе, но устройство не проявляло никаких признаков жизни… то есть, никаких признаков работы, конечно же.

— Я дал ему команду поехать влево к ящику! Но это еще не все!

Одна из бортов-стен повозки была откинута, и мы могли видеть ее пустое нутро. Маврикий с натугой занес ящик и устроил его в углу. Стоило ему отойти, как “строитель” ожил. Он подъехал к повозке, поднял ящик и вынес его наружу.

— Он не дает нам грузиться. Просто не дает, — Маврикий устало развел руками. — И сам не работает, и нам не дает. Джанин!!! Сделай что-нибудь!

— Выключить? — предложила я.

— Не выключается! Я пытался кристаллы вынуть, он меня молнией шарахнул! — артефактор был близок к истерике.

Бледная Джанин и встревоженный Алоис направились к агрегату. Пожав плечами, я ушла освобождать Стрекозу от хлама и возвращать ей облик дом-мобиля. Ко мне присоединились все, кроме Хитры, которой мы разрешили и дальше побегать по лесу. Кто знает, что нас ждет дальше. Пусть ребенок порадуется.

Спустя час, когда Стрекоза была вычищена, протерта и натерта, я осторожно подошла к артефакторам. Повозка была по-прежнему пуста. Джанин без единой кровинки на лице сидела на земле. Маврикий кусал губы. Алоис то запускал пальцы в шевелюру, дергая себя за волосы, то нервно бегал ими по лицу, воротнику, лацканам халата. Я так же тихо отошла подальше.

Еще через час, артефакторы вернулись в башню. Джанин дрожащими руками покрутила все три колеса, наполнила чашку успокаивающе-бодряще-фруктовым отваром, села за стол, но не сделала ни глотка. Маврикий выглядел как иллюстрация к легендам о живых мертвецах. Алоис трясся и утирал пот.

— Он не слушается. Он не просто не слушается, а делает все наперекор, — похоронным голосом сообщил артефактор.

— Алоис, разве у механизмов может быть свое мнение?

— Нет! — неожиданно резко вскрикнул он. — Не может! Произошло что-то невероятное, чудовищное! Бунт! Бунт машинерии! Мы создали монстра! — Он уронил голову на руки. — Простите…

Отдышавшись, Алоис сделал себе успокоительный отвар. Проглотив полчашки он глубоко вздохнул и заявил:

— Маврикий, Джанин, я же умею водить мобиль. У нас есть карет-мобили бандитов. Я могу отвезти вас к Халцедонам или в другое надежное место, а сам вернусь сюда и постараюсь справиться с этим чудовищем. Команда Цинтии уже показала, что бандиты им нипочем, — я лишь фыркнула на это заявление. — Вам не стоит здесь оставаться!

Он смотрел умоляющим взглядом на Джанин, а Маврикий внезапно зашевелился, и на его лице появились какие-то иные чувства, кроме отчаяния.

— Помнится, когда мы ждали бандитов, ты собирался увезти только Джанин.

— Но ты отказывался!

— Я и сейчас отказываюсь, я и сейчас считаю, что нам следует остаться и защитить лабораторию. Всем!

— Джанин в опасности! Больше, чем мы с тобой!

— Успокойся, Алоис, я никуда не поеду, пока мы не поймем, что со “строителем”, — мертвым голосом произнесла Джанин.

Подействовал ли на нее тройной отвар, или события последних дней ее доконали, но мэтресса шатаясь пошла к лестнице и стала подниматься наверх, медленно, цепляясь за перила белыми пальцами. Я поспешила за ней.

В спальне Джанин скинула халат, и оставаясь в просторной тунике и брюках, растянулась на кровати.

— Это конец, Цинтия. Это конец. Конец всему.

— Мэтресса… Джанин… Вы по-прежнему гениальный артефактор. Если не удастся выяснить, что со “строителем”, просто уничтожьте его магическим огнем, и дело с концом! Или мы можем зацепить за него тросы и потянуть Стрекозой, опрокинем на бок, и он не сможет помешать нам сложить ящики вручную. В конце концов, главную свою работу он уже сделал.

— Вы не понимаете. Если мы создали чудовище, кто знает, что будет следующим. Цинтия, вы занимаетесь мужским делом. Вы долго создавали себе имя и репутацию, не так ли?

Я кивнула:

— Разумеется. В то, что я могу обеспечивать благопристойность сопровождения юных девиц, верили сразу. С этой стороны моя репутация была безупречна. С боевой точки зрения в нашей паре главным был мой жених, полуэльф-боевик. И когда он погиб… Это было давно, — поспешила я добавить, глянув на сконфуженное лицо мэтрессы, — да, когда он погиб, мне пришлось побороться за то, чтоб меня воспринимали не только как компаньонку-поденщицу. Кое-где даже не верили, что я могу управиться с мобилем без помощи мужчин.

— Вот видите, — устало произнесла Джанин. — На курсе артефакторов было пятьдесят существ, из них три девушки, у двух дварфийские крови, и третья — я.

— Но вы стали лучшей на всем курсе.

— Но я стала лучшей на всем курсе. До признания меня лучшей прошло два года беспрерывных боев. Никто, никто не верил, что я сама всего добилась, даже мой собственный брат считал, что мне помогает некий таинственный любовник из преподавателей! — ее голос сорвался на крик. Он помолчала и продолжила тише: — Вы называете нас гениями. Да, без таланта не стать гением. Но без демонских усилий останешься неограненным алмазом, про который спустя три года будут говорить “подавал надежды”, а через пять лет забудут. Мне же, кроме изматывающего труда на грани возможностей, приходилось каждый, каждый день пробивать стальные стены. Человечка может только отвертку подавать! — Она всхлипнула и закашлялась.