Стальное кольцо есть. Оно частью вплетено в золотое, а частью обрамляет озеро. В стальном кольце живут справные силовики (жульё, по мнению остальных).

Бронзовое кольцо есть. В нём живут интеллигентные старожилы с верандами и роялями. Типичное жульё, по мнению остальных. Иначе откуда рояли дореволюционные и части сервиза?

Вокруг колец дышит хаос жилищ людей трудовых. Жульё.

И быть бы беде неминучей, если бы не наш структурообразующий коррупционер Д. с его знакомыми тётками и бабушкой. Алмаз наш сложной огранки. Камешек наш философский.

Ужинал вчера на огромной высоте, любуясь видами.

Внесли взбитый мусс из лососины и манго с горячими перечными булочками – а я стою у окна и плющу об него нос, наблюдая заход солнца. Угощался мелкими перепелами в сладких сливочных сухарях под соусом из мадеры с апельсинами. Ел оленину на подложке из горчичных листьев. Потом, махнув рукой на многое, попросил пирожных с ягодой, залитых сиропом. Принесли пирожные с виноградом и ежевикой.

Разговаривали о зависти. Признался перед собранием в том, что не завидую чужому уму, хоть и должен. Чужой интеллектуализм не заставляет меня вскакивать по ночам от зубовного скрежета. Не вскидываю я голову от мокрой подушки, когда вспоминаю, что профессор Г. публикует блестящую монографию. А ведь по логике научного процесса я обязан, оперно оглядываясь и зловеще выгибая мохнатые брови, вливать в профессорский бокал яд из зелёной бутылки с черепом под тревожную музыку. Вот такой я ненастоящий исследователь…

На острый вопрос о том, а кому я, собственно, завидую, промокнул салфеткой губы и сообщил, что честно и беспримесно завидую своим соседям, живущим на другом берегу озера.

Всё у этих соседей кипяще и через край. Даже солнце их любит больше, чем меня. Типичная картина: я стою на своём частоколе и, облокотившись на черепа, болтающиеся на кольях, смотрю на освещённый ярким и тёплым светом соседский дом, утирая залитое слезами и дождём лицо под мокрой обвисшей папахой. Отчего, кричу я в голос, пугая сытое вороньё, отчего так?! За что?!

Ещё завидую тем, кто любит плавать в болотах по ночам.

Моё умение плавать – стыдное любительство. Посмотрел на себя со стороны во время ночного купания. Вхожу в воду, как девушка скромной судьбы, невыразительного нрава и плачевной внешности: медленно, с надеждой и постоянно оступаясь. Не хватает только жиденькой косы, торжественно закрученной в узелок на плоской макушке, и веночка из полевых цветов, собранных у трассы на Челябинск. В воду забираюсь постепенно, призывно повизгивая от ожидаемого, ненатурально хихикаю меж камышей.

Причём это только на нашем озере так. На море я бросаюсь в бушующий прибой гораздо отважней, с гоготом и брызгами. А вот на родном озерце что-то такое во мне просыпается стыдливое и крестьянски боязное.

Реально страшновато мне было этой ночью. Включил фары у автомобиля, так стало вообще как в «Криминальных новостях». Не хватало только пьяненького свидетеля произошедшей драмы и опрокинутого трактора. Вырубил фары и попробовал ещё раз заплыть, тут же напоролся на, наверное, жабу какую-то, не стал уточнять. С ощущением жабы между пальцами ног поплавал туда-сюда, демонстративно улыбаясь злу в кромешной темноте. Нахлебался какой-то тины с ряской. Выйдя вторично из воды, побрёл искать меж кустов оставленный где-то там автомобиль. Ощущение жабы сменилось ожиданием гадюк. «Романтик! Романтик!» – шептал я сам себе, держась за стволы деревьев на обрыве.

Весь увитый приозёрной флорой, вернулся в дом. Злобно, как проповедник из фильма ужасов, прошёлся по веранде, вслушиваясь в храп и сонные причитания гостей, которые вечером были готовы заняться друг с другом сексом, только бы картошку не чистить. Уснул в гамаке, укутавшись в чьё-то платье.

Теперь, думаю, я заболею холерой или тифом, чем там заболевают в водоёмах?

Всю ночь сосед из дома через тропинку доказывал всем, что он не одинок.

Я к утру тоже стал орать в подушку. Не знаю почему. Вероятно, старческая злоба душить стала.

Утром, выходя на пробежку, затуманенным взором оглядел гнездовье старого орла, посёлок-то наш.

Я живу в посёлке, население которого сформировано так удачно, что я раз сто обшаривал окрестности в поисках притаившихся групп исследователей. Не может быть такого, шепчу я иногда, разочарованно выползая из очередных зарослей, чтобы такой материал пропадал зазря. Не может такого быть! На всякий случай, выходя из дома, всегда надеваю новое и чистое, постоянно улыбаюсь, как бы невзначай подтягиваюсь на перекладине, сделав красивое лицо, когда не подтягиваюсь – делаю демонстративные выписки из «Этики» Вико. Должны же быть съемки, должны быть экспедиционные отчёты, не может такое чудо пропадать для науки. Люди годами по крупицам собирают сведения про беглых каторжан в Австралии. А тут вот оно, всё тут, в довольно приличных условиях! И недалеко, кстати.

Наркоманы-пенсионеры, неприлично бодрые остатки гитлерюгенда, какие-то здоровенные евродевушки с подозрительной выправкой, бездетная китайская пара, одноногий художник из Исландии, лесорубы настоящие – одинокая мать и мать с дочерью, тоже лесорубом…

Я, наконец. Тоже, знаете, с причудами. И вся эта каша булькает.

То в один из домов въехали на каникулы английские студенты. Помню, как с нашим дряхлым фольксштурмом чуть не поубивали их всех. То взбесившийся кот. То избитый кем-то из наших жандарм. То эпидемия сальсы. То цыгун по утрам. То массовое портретирование (см. «одноногий художник из Исландии»). Теперь над поселком летают дроны, запускаемые морщинистым гением с улицы Эль Дорадо (бывш. ул. Генералиссимуса Франко). И в ожидании Дня св. Патрика всё у меня сжимается. Не забыл прошлого святого праздничка. Тут этих буйных колхозников есть.

Маньчжуры, завоевав Китай, установили прекрасную традицию. Она называлась «сельские собеседования». Китайцев разбили на группы по месту жительства, и они были обязаны раз в неделю собираться и докладывать собранию все свои сны за истекшую неделю. А собрание решало, что с очередным докладчиком делать. У нас есть ФСБ, а маньчжурам приходилось вот так выявлять неблагонадёжных.

Я утром представил себе наше сельское собеседование. Вот это была бы книжка, страниц тысяч на пять с иллюстрациями (см. «одноногий художник из Исландии»).

Вот что могло присниться трём сожительствующим лесорубихам? Какие сосны Карелии в два обхвата?

И это только вершина айсберга! У нас ведь живёт и фокусник настоящий из Индии. Я его однажды решил угостить мороженым, которое нёс в руках. Так нашего пыльного факира аж перекосило, чуть на меня не бросило. Он, оказывается, раджпут, фокусами зарабатывает на покупку дома, я для него, в принципе, приемлемый такой шимпанзе, которому можно показывать живую верёвку, но вот чтобы мороженое у меня брать! Это, брат-чича, для раджпута уже слишком!

Вот какие у него сны? С учётом того, что мои прадедушки расстреливали его прадедушек, то и мои сны вплелись бы неплохо. А одноногий портретист из Исландии? Его хутору у Западного фьорда семьсот лет. Он нам такого наснит – только ушанкой пот утирай.