– Что Тайлер? – Голос Джоша звучит напряженно.

– Завтра он пойдет сдаваться полиции, – быстро говорю я, и лучше бы не заговаривала об этом. Потому что, пока Джош, сидя рядом со мной, спрашивает, откуда мне это известно, я обнаруживаю, что у телефона Беверли огромная память, а вверху списка находится звукозаписывающее приложение, занимающее собой почти всю память.

– Ты меня слышишь? – Джош мягко трясет меня за плечо.

Я вздрагиваю и смотрю на него.

– Откуда ты знаешь, что Тайлер пойдет сдаваться? Он тебе написал? – Морщины прорезают его лоб.

– Он только что был на парковке.

Джош резко втягивает воздух, и я говорю дальше, пока он не успел взорваться.

– Я верю ему. Он извинился – в том числе за то, что сделал с Джейсом. Он хотел поговорить со своим отцом, прежде чем идти в полицию.

Джош скрежещет зубами:

– Его выходка могла стоить Джейсу работы!

За этим следуют несколько ужасных ругательств в адрес Тайлера, которые я игнорирую и отвлекаю его.

– Посмотри-ка на это. – Я показываю на экран.

Джош хмурится.

– Это похоже на Беверли. Она использует диктофон в качестве дневника. Ее «секретный голосовой дневник» – так она его назвала. Неудивительно, что это приложение занимает столько памяти.

– Посмотри, когда приложение использовалось в последний раз. – Я указываю на дату.

Джош еще раз смотрит на экран, и его глаза округляются.

– Тайлер говорил, что на скалах она дала ему послушать голосовые сообщения. Возможно, это были не голосовые сообщения, а аудиозаписи. – В хаосе приложений, которые Беверли бессистемно разместила в сотнях папок, я ищу приложение для записи аудио. Я быстро оставляю эти попытки и открываю его через функцию поиска.

– Последняя запись длится несколько часов. Это запись от 15 ноября прошлого года… день смерти Беверли.

Джош смотрит на дисплей, его лицо бледно как никогда. Он вяло кивает. – Включи ее. – Его голос срывается.

Я с трепетом нажимаю на верхнюю запись, затем на маленький треугольник. Джош закрывает глаза в ожидании боли, которую причинит голос Беверли. Однако сквозь рев ветра и шум разбивающихся волн доносится не женский голос.

– Ты не имеешь права нас осуждать.

Это однозначно Тайлер, и, судя по голосу, он очень разгневан. Должно быть, Беверли втайне записала разговор с Тайлером.

– Дай мне телефон! – требует он.

Мое сердце бьется сильнее.

– Забудь об этом! – отвечает женский голос.

Джош сжимает губы. Это явно голос Беверли.

– Я пойду в полицию с этими записями. Нужно положить этому конец, Тайлер. Этим сексистским Ночам Пар, всей этой иерархической напыщенности. И в этот раз даже твой папа не сможет тебя спасти.

Угроза раздается из динамика, и у меня на затылке волоски встают дыбом. Мимо стекол лимузина в темноте проносятся деревья парка. Я здесь, и все же я там. Я вижу перед собой обрывистый берег моря, над которым бушует ветер, развевающиеся волосы Беверли, поблескивающие в лунном свете бесконечные волны до самого горизонта.

Я знаю, что сейчас произойдет, но не могу нажать на паузу, чтобы избавить Джоша от прослушивания последних секунд жизни Беверли. Я, словно окаменевшая, в течение нескольких мгновений слушаю равномерный плеск волн, которые разбиваются о крутой берег, как Тайлер и описывал. Они сопровождают душераздирающий крик Беверли, который следует за каким-то шорохом и глухим звуком, отчего у меня на глаза наворачиваются слезы.

– Беверли! – кричит Тайлер в панике.

Должно быть, телефон выпал из руки Беверли, чего Тайлер не заметил, и теперь он многократно громко выкрикивает ее имя. Перемежающиеся с этими криками звуки напоминают рев раненого зверя. Волны отвечают ему своим размеренным ритмом. Я вижу, как Тайлер становится на колени над пропастью. Как ветер треплет его волосы, намереваясь и его сбросить в бездну.

– Келлан! Ты должен срочно прийти сюда! – Тайлер хрипит из-за сорванного голоса. – Речь идет о Беверли. Она… Это был несчастный случай.

Сложно понять, что говорит Тайлер, он, должно быть, отошел от телефона Беверли и ходит, пока говорит с Келланом.

– Я жду, – слышу я, затем следует лишь звук ударов волн о скалистый берег.

Тайлер ушел, и мои пальцы снова начинают меня слушаться, зависнув над значком паузы. Я вопросительно смотрю на Джоша и сглатываю. Веки опущены, освещенное экраном лицо перекошено от боли. Я должна ему помочь, снять эту боль. Когда я хочу остановить запись, раздается голос:

– Тайлер? – зовет Беверли. Слоги звучат прерывисто и искажаются ветром. – Тайлер! Где ты? У меня кружится голова. Мне нужна помощь! Я прямо под тобой, здесь… уступ скалы. Моя нога… она повреждена.

– Она выжила? – голос Джоша дрожит от волнения. – Но…

Слышится еще один голос, и, когда последние недостающие части паззла встают на свои места, он теряется за сдавленными звуками, которые издает задыхающийся Джош.

ПЯТНИЦА, 18.12.

Мы просим водителя остановить машину в начале длинного въезда в парк-отель. Мне нужен свежий воздух, нужно собраться с мыслями. Джош выглядит так, как я себя чувствую, – совершенно растерян и потрясен масштабом того, что мы задумали.

– Мне нужно с ними поговорить, – говорит Джош и с недовольством на лице указывает на свою охрану, которая как раз бежит по подъему.

Я киваю и отхожу в сторону, чтобы он смог с ними побеседовать. В это время я набираю сообщение Ханне, однако не отправляю его. Джош жестом подзывает меня к себе, и мы бок о бок идем по въезду. Прямо перед отелем, освещенным мини-прожекторами, установленными на земле, мы останавливаемся.

Джош дрожащими пальцами теребит смокинг, бабочка сидит еще кривее, чем прежде. Я помогаю поправить одежду, потому что знаю, что он носит этот наряд как униформу, которая делает из него другого Джоша. Сына президента Соединенных Штатов, который сегодня должен произнести хвалебную речь, посвященную Львам и Воронам, – перед всеми нынешними обитателями Особняка Львов и Дома Воронов и собравшимися высокопоставленными бывшими членами сообществ.

– Ты готов? – спрашиваю я, смотрю ему прямо в глаза и нахожу в них то, что искала. Он уверен в нашем плане на тысячу процентов.

Это закончится раз и навсегда. Мы сможем закрыть дело Беверли Грей и привлечь виновных к ответственности.

Вместо ответа он притягивает меня к себе и прижимает свои губы к моим. Это не романтический поцелуй, никто никого не дразнит и не колеблется. Исключительная решимость в последний момент близости. Момент спокойствия перед бурей. Это длится мгновение, и тем не менее, мы оба едва дышим, оторвавшись друг от друга.