Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А в кухне и в коридоре что искали? Нашли что-нибудь? – Татьяна попыталась остановить истерику отвлекающим вопросом.
– А, да, там тоже интересно было, – слегка успокоилась Валентина. – У нас кухня огромная, тёмная, шесть столов стоит и ещё плита старая кирпичная есть, никто её сломать не решился. Ну, и не пользовались ею, конечно, с тех пор как газовые плиты появились, то есть лет эдак пятьдесят. В столах кухонных ничего не нашли, а когда в эту плиту полезли, то из духовки какой-то свёрток вытащили. Весь в саже.
И тут я сразу вспомнила, как Валерка однажды утром умываться начал, да всю физиономию в саже испачкал, не заметил, что руки грязные, заставил меня ковшик воды нагреть и поливать горячей водой, еле отмылся. Но я никому ничего не сказала, конечно. Может, зря?
– А что в этом свёртке было? Ты не видела? – спросила Татьяна.
– Нет, не видела, меня на кухню не пускали. Там понятые были из других квартир, а они ничего не рассказывали, наверное, им запретили говорить.
– Валя, а Жениной фотографии среди этих женских снимков не было? – Татьяна наконец смогла задать волнующий её вопрос.
– Нет, Женькиной там точно не было, – уверенно сказала Валентина. – Женщины на фотках все немолодые, но выглядят хорошо, ухоженные такие дамы, состоятельные. Вот такие дела. Теперь вот сижу и дрожу, вдруг отмажется Валерка от следователей, и чего от него ждать? Хоть бы его посадили! И хорошо бы пожизненно! – опять заплакала Валя.
– Да не трясись ты, подумай, чего тебе бояться? – стала успокаивать её Татьяна. – Про тайник Валеркин ты не знала, его милиционеры сами обнаружили. С жертвами, если там действительно убийства были, ты никак не связана. Успокойся! И не вздумай куда-то идти и что-то узнавать, у него друзья… – тут Татьяна прикусила свой длинный язык.
– Какие у него друзья? – мигом насторожилась Валентина.
– Ну, ведь мало ли какие у него дружки, попадёшь в их поле зрения, и подумают, что у вас с Валеркой отношения сохранялись, а тебе это зачем? – начала выкручиваться Татьяна. – Придётся, например, в тюрьму передачи носить, тебе это надо?
– Ещё чего! – фыркнула Валя. – Никуда я не пойду, мне и так страшно. Ну всё, пока, буду сидеть тихо и запираться на два замка. У меня ещё железная щеколда на двери есть, ржавая только очень, скрежещет на всю квартиру. Смажу постным маслом и буду задвигать-раздвигать вместо гимнастики.
Они посмеялись, представляя, как субтильная Валюшка по нескольку раз в день борется со старой щеколдой, и попрощались.
Через несколько дней Валя снова позвонила Татьяне:
– Тань, представляешь, Валерка-то погиб! Нет его больше, всё! Вот вроде нельзя радоваться, что человек умер, а я просто счастлива! – и она всхлипнула, что явно противоречило этому смелому заявлению.
Татьяна, боясь, что слабонервная Валюшка разрыдается, засыпала её вопросами:
– Откуда ты это узнала? Тебя в полицию вызывали или они сами к тебе опять приходили? Что значит «погиб», его же, вроде, посадили?
Валентина мигом передумала рыдать и затрещала:
– Да я сегодня во дворе встретила нашего участкового, помнишь, я рассказывала, как он соседа Пашку усмирял, когда тот бузить вздумал. Он меня хорошо помнит, поздоровался, даже имя-фамилию назвал, да ведь он и при обыске в квартире присутствовал. Ну, я и воспользовалась случаем, стала его про всё это расспрашивать. Он помялся немного, вроде как нельзя разглашать, следствие идёт всё-таки, но я подольстилась как могла, слезу пустила, начала умолять, чтобы защитил одинокую женщину. Ну, он и раскололся.
Оказывается, Валерку в камере следственного изолятора утром мёртвого нашли, каким способом убили – не сказал, но что он мёртвый теперь, это точно. По этому делу ещё подозреваемые есть, банда какая-то, они женщин богатых грабили. В плите нашей при обыске свёрток с женскими драгоценностями нашли, наверное, Валерка что-то от сообщников утаил, за это его и порешили. А может, его убили, чтобы не выдал никого, там ведь вроде как известные люди замешаны – это мне участковый намекнул. Похоже, Валерка в банде приманкой для баб служил, он в этом деле мастер был опытный. Был… – и Валюшка снова всхлипнула.
– Валя, прекрати скорбеть, он тебя сколько мучил, издевался и чуть не убил, а ты рыдать готова! – возмутилась Татьяна. – Радоваться, может, и нечему, но и горевать глупо. Ты же теперь спокойно жить можешь, не трястись от каждого скрипа, на ночь дверь на щеколду можно не запирать.
У Валентины мигом высохли слёзы и она рассмеялась:
– Задвигать-то эту щеколду я приспособилась, молоток здоровенный нашла у соседей. Пара ударов – и дверь заблокирована. А вот как отодвигать этот засов – совсем непонятно было, первый раз целый час возилась. Потом сообразила толстую отвёртку вставлять и по ней молотком бить. Представляешь, какой грохот устраивала? Теперь всё, ура! Свобода угнетённым одиноким женщинам!
– Почему одиноким? – осведомилась Татьяна. – А участковый? Ты уже заставила его выдать государственную тайну, это хороший знак.
В этом медицинском центре платили регулярно, раз в две недели, но жалкие копейки. Сразу после долгожданной получки все бежали по ларькам и магазинам и срочно закупали столько еды, сколько каждому позволял его тощий кошелёк, потому что к следующему поступлению денег мясо, курица и другие продукты дорожали раза в два, а то и в три – такая была в стране инфляция.
Татьяне едва хватало зарплаты, чтобы каждый день приезжать на работу и вечером добираться до дома. На автобусных остановках скапливалось обычно много народа, поскольку в этот окраинный район другой транспорт не ходил.
Как-то в один холодный и ненастный весенний день Татьяна, как обычно, стояла на автобусной остановке в толпе таких же несчастных. Вокруг мокрые плащи и куртки, все люди, как один, стоят, повернувшись в ту сторону, откуда должен появиться долгожданный автобус. Лица мрачные, глаза пустые.
«Сейчас все набьёмся в автобус и будем задыхаться от запаха выхлопных газов и вони от мокрой одежды», – с тоской подумала Татьяна.
И тут она почувствовала, что сквозь толпу кто-то осторожно пробирается в её сторону. Стало интересно – неужели интуиция её не обманывает, и