по десять штук. Вес камней от десяти до двенадцати карат, указан на бирке рядом с каждым кристаллом. Вот, пожалуйста…

Он поднял крышку — и выронил опись на пол.

— Да, так и есть, лежат, — кивнул проводник. — И бирки наместе…

— Это н-не камни… — прохрипел Фаберже, и на лбу его отчетливо выступили капельки пота. — Это стекляшки… А сапфир? Что с сапфиром?! Владимир, погляди сам… Я не могу, у меня сердце…

Граф Тарло достал из чемоданчика второй футляр и, сломав печати, открыл его:

— Мда… Наш противник не лишен остроумия.

— Что там? — простонал Агафон.

— Бутылочка шотландского виски из отеля.

Фаберже рухнул на мягкий диванчик пульмановского вагона.

— За что?! — обреченно шептал он, растирая по щекам слезы. — Этого не может быть… Это невозможно! Я же сам опечатывал! Вот моя печать!

Он ткнул пальцем в обломок красного сургуча.

— Уверен, что нет, — покачал головой Тарло. — Эта печать очень похожа на вашу. Практически, неотличима. Но это подделка. Тогда, в Ницце тем, кто вас ограбил, нужны были не деньги, и не часы, а именно печать.

— Значит, я не обознался там, на перроне?

— Напротив. Более того, полагаю, что воровка специально нацепила те же серьги и брошь, не будучи уверенной, что вы ее опознаете. Но на украшения у вас память особая, так сказать, профессиональная. Но к тому времени, как мы вернемся в княжество, и девицу, и ее сообщника, несомненно, отпустят, и след их простынет. Формально их не за что задерживать. Посудите сами: на вокзале на бедную девушку напали двое неизвестных дуболомов. Ее кавалер, как подобает настоящему мужчине, встал на ее защиту. За что их арестовывать?

— Но как же тогда…

— Очень может быть, что камни еще в поезде, — раздался совсем рядом приятный женский голос.

— Женевьева?! — Граф Тарло удивленно вскинул брови. — Вы здесь какими судьбами?

— Мадам Ле Блан отпустила меня в Ниццу, повидаться со старинным другом семьи. Вы с ним знакомы, Владимир. К тому же она решила, что мое присутствие в этом поезде может оказаться не лишним. Как видим, она и на этот раз была права.

— Это весьма кстати, — мрачно отозвался бывший лейб-улан. — Скажите, никто из ваших приятелей не видел, куда подевались настоящие камни?

— Нет. Но кое-что видела я сама. Когда там, на перроне началась суматоха, и девушка ткнула виконта зонтом в живот, он упал на вас, месье Агафон.

— Ну да, прямо на меня.

— Потом начала терять сознание Алиса…

— Зачем это повторять, я еще ничего не успел забыть! — возмутился вконец расстроенный ювелир.

— Чтобы вы смогли вполне оценить виртуозность преступления. Так вот, в тот самый момент, когда на вас упал виконт, вы от неожиданности выронили чемоданчик.

— Да, но я должен был подхватить де Тулуз-Лотрека, помочь мадам Алисе…

— На это и было рассчитано. Так поступил бы любой нормальный человек. Вы так увлеклись спасением виконта и Алисы, что попросту не заметили, как за вашими спинами около вагона прошел мужчина с большим чемоданом. Он задержался лишь на миг, вроде как оступился и шарахнулся, когда падала Алиса, а затем поспешил дальше…

— Я этого вообще не видел, — сознался Агафон.

— А вы, ваше сиятельство? — Женевьева повернулась к Тарло.

— Я прорывался на помощь Андре…

Граф хлопнул себя ладонью по лбу:

— Ну конечно! Знакомый почерк! Царскосельский вокзал!

— О чем вы? — удивился Фаберже.

— На Царскосельском вокзале лет пятнадцать назад орудовала шайка ловкачей. У них был специальный большой чемодан — с дном, открывавшимся внутрь, как ворота. Такой специалист проходил мимо ротозея, поставившего свой чемодан на пол, ставил поверх его ноши свое приспособление, чуть наклонял, подпружиненная дверца захлопывалась, и добыча оказывалась внутри. Пока несчастный метался в поисках своего имущества, вор уже спокойно катил в столицу. А стоило в несколько движений чуть закрепить уголки на чемодане — обманке, и он становился совершенно неотличимым от самого, что ни на есть, обычного. В столице много об этом говорили. А потом все как-то стихло.

— Да, очень похоже, — кивнула Женевьева. — Мужчина двинулся по перрону дальше, потом зашел в вагон. Кстати, я успела рассмотреть его, так что можем пройтись по вагонам. Скорее всего, похититель все еще здесь.

— Непременно так и сделаем, — кивнул граф. — Только сначала я бы хотел продолжить наше знакомство с месье де Лотреком. Возможно, специалист по чужому движимому имуществу уже избавился от чемодана. Тогда есть шанс, что обе шкатулки у этого, с позволения сказать, конфидента американского конгресса…

— Постойте, постойте! — вмешался Фаберже. — Но если настоящий чемодан был похищен, кто подсунул мне стекляшки?

— Скорее всего, тот, кто унес, тот и принес. В большом чемодане был подменыш, он его выложил, затем стащил настоящий. У мастера своего дела это занимает несколько секунд.

— Господа полицейские, сопровождайте мадемуазель Женевьеву и выполняйте все ее указания, — приказал Тарло. — Если она обнаружит злоумышленника, кем бы он ни оказался — в наручники, и сюда. Андре, а мы с тобой пойдем еще раз знакомиться с виконтом. Как я понимаю, он едет в этом же вагоне.

— Да, ваш знакомый здесь, — кивнул проводник. — Его даму отнесли к начальнику вокзала, там ей, конечно, уже оказали помощь. Довольно часто во время прощания дамы лишаются чувств от волнения. Так что можно не беспокоиться… Обычный нервический обморок. А господин виконт едет — его купе через одно от этого.

— Кто едет с ним?

— Никого. Он выкупил все купе.

— Тем лучше.

* * *

Купе советника американского казначейства было заперто. Однако вскрыть такой замок для Андре было делом пары мгновений.

— Что происходит?! — возмутился отдыхающий виконт. — Я не приглашал гостей!

— Это не важно, — покачал головой Тарло. — По приглашению я к вам не явился бы… — Он перешел на русский язык. — Полагаю, так привычнее, Николай Герасимович?

— Я не понимаю, о чем вы говорите!

— А так?

Владимир вытащил из кармана пакет и достал из него фотографии анфас и в профиль с отпечатками пальцев под снимками.

— Николай Герасимович Савин, некогда известный в русской гвардии как корнет Савин, адъютант Великого князя Николая Константиновича, замешанного в деле о пропаже бриллиантов из иконостаса в молельне его матери. Это было лишь началом бурной карьеры, приведшей вас на сибирскую каторгу. Там вы, должно быть, изрядно заскучали без женского внимания и решили покинуть и Сибирь, и страну, не дожидаясь освобождения…

— Даже если это так. — Корнет Савин перешел на русский язык и начал постукивать по столу пальцами, так что бриллиант в его перстне играл лучами, точно огонек на маяке. — Какое это имеет значение? То, чем вы пытаетесь меня уколоть, давно в прошлом.