Не собираясь скрывать испуга, зная, что самодовольный ублюдок этого и ждет, майор затравленно поглядел на Водяного.

— Что? — усмехнулся тот. — Очканул, служивый? — И растянул губы в высокомерной ухмылке: — Не бойся, бить я тебя не стану. Не хочу оставлять в подвале следы крови, бетон пористый материал, кровь до конца с него не отмыть, я знаю. — Михаил вновь сел на верхнюю ступеньку, достал из кармана ветровки моток бечевки и показал ее следователю: — Я тебя задушу, мент. Быстро, обещаю. Ты почти ничего не почувствуешь, если, конечно, сам не захочешь, чтоб это было — больно.

Маньяк повесил веревку на колено, опять потянулся к карману и, достав из него айфон, нажатием кнопки заставил монитор светиться. Посмотрел на какую-то картинку и неожиданно улыбнулся мягко, умиротворенно. Показал картинку следователю:

— Спит моя принцесса. — Гущин, вытянувшись вперед, поглядел на панель и разглядел передающееся на телефон изображение, идущее от камеры видеонаблюдения. Объектив был направлен на постель, где, укрытая розовым пледом, мирно спала Янина. — Так что там моя девочка тебе обо мне рассказывала? — с деланным равнодушием, возвращая мобильник в карман, поинтересовался Водяной.

Гущин облизнул пересохшие губы и, откидывая голову назад, легонько треснувшись макушкой о трубу, ответил:

— Ты ее первая любовь.

— И все?

— Она сказала, что вас застал Глеб и был дикий скандал.

Убийца помрачнел. Скривил болезненно лицо и выдавил:

— А о том, что отец запретил нам встречаться, она не рассказывала? Типа, мы брат и сестра… Янина не сказала, что родной отец заставил любимую девушку от меня отказаться!

«Обаньки! — опешил Стас, прекрасно помнивший, как сегодня утром Львов рассказывал, что как раз он-то и пытался утихомирить разошедшегося Глеба. Дмитрий говорил обратное — он был бы совсем не против романа приемной дочери и сына! — В чем дело? Дима обманул?…»

Или… сама Янина не захотела развивать отношения… поняла, что не любит Михаила, так как, видит в нем в первую очередь брата… и вложила свое мнение в уста отца? Не смогла сказать Михаилу, что его не любит и объяснила свой отказ решением Львова?!

Да, так могло быть. Янина похожа на тех девушек, что не любят выяснять отношения и оправдываться. Подобные разборки они находят пошлыми и всячески избегают скандалов.

Подумав, что нашел разгадку, Гущин принялся в безумной спешке делать выбор. Говорить убийце правду категорически нельзя, так как это может отразиться на Янине. Но поддерживать его уверенность, это все равно, что продолжить строить вывернутый мир, которым окружил себя маньяк. Михаил начнет притязать на отнятую любовь, начнет настаивать на немедленной близости с Яниной, форсирует события!..

— Миш, она почти забыла о своей любви, — негромко произнес Гущин. — В Янине осталась только грусть, не надо заставлять ее все вспомнить сразу же, ты понимаешь? Дай ей опомниться…

— Кого ты учишь, мент! — озлобленно прикрикнул Водяной. — Я сам разберусь со своей принцессой!

— Но дай ей опомниться! — взмолился Стас. — Не принуждай ее…

— Заткнись. — Михаил пренебрежительно скривил губы. — Я сам знаю, что мне делать.

— Да, да, — забормотал майор. — Ты не нанесешь вреда своей любимой…

— Не нанесу. Она сама все вспомнит… Да и о чем вспоминать-то? Она меня любит…

Маньяк зомбировал себя уверенностью, и Стас боялся нарушить шаткое равновесие в его мозгах. Михаил, слов нет, организованный несоциальный тип, умеет собой владеть, так как ни разу не оставил следов, то есть способен себя контролировать…

Но здесь сейчас Янина! Она объект его желаний. Что будет, если на этот раз его контроль отключится?!

Стас решил быстро перевести разговор с предмета страсти на иной раздражитель. На отца.

— Миш, а почему ты не поговорил с папой и не попросил у него разрешения встречаться с любимой девушкой?

— Янина попросила этого не делать, — после паузы, мрачно ответил Водяной.

«Все правильно, — подумал Стас. — Янина сообщила, что против их любви категорически восстал отец. И сейчас эту тему надо немедленно снять». Гущину очень хотелось знать, как именно Янина обосновала свою просьбу — довольно странную, надо сказать, — какие веские причины нашла для влюбленного парня и не позволила ему поговорить с отцом. Но майор боялся возвращать убийцу к болезненным воспоминаниям, так как похоже, что уклоняясь от поклонника, молоденькая художница — перестаралась. Перемещая недовольство Михаила на отца, Янина, судя по всему, перегнула палку и… отсюда все и началось. Затаенная ненависть к родителю и невозможность быть с любимой девушкой нашли выход — через годы выплеснулись в изуверство.

Можно, конечно, попробовать попросить убийцу взглянуть на ситуацию с другой стороны: пусть взглянет на все с точки зрения того, что сам во многом виноват — не захотел бороться, отступил. Но эта попытка, как заранее знал Гущин, обречена на провал. Особенность психики серийщика в том и состоит, что он никогда ни в чем не виноват. Подобные Михаилу типу страдают нарциссизмом, убивая, они полагают, что защищают свою честь, а в самом факте насилия повинны тяжелые личные обстоятельства, среда, окружение, общество непонимания. В смысле своей неправоты, убийца глух и слеп, так что незачем бестолку сотрясать воздух и, как говориться, раздражать гусей.

…Убийца вновь поставил перед глазами мобильный телефон и, любуясь спящей Яниной, произнес:

— Вот ты думаешь, почему она сбежала за границу и вышла замуж, так? А я тебе отвечу: принцессе было так же невыносимо тяжело меня видеть, она страдала, уехала…

«Господи, как же вывернут его мир! Он все воспринимает через призму своей личности, своей одержимой любви…» Гущин слушал Водяного, который наконец-то разговорился и перестал цедить короткие предложения. Упрекая сыщика в приверженности штампам, говоря, что никакой убийца не желает быть пойманным и выслушанным, он все-таки поддался. Любой нарцисс готов разглагольствовать о своей незаурядной личности или всепоглощающей любви без остановки.

При воспоминании о муже Янины (которого маньяк из «Игнацио» пренебрежительно переделал в «Игнашку») его лицо наливалось яростью. И майор подумал, что итальянцу нереально повезло, раз он не утонул «случайно» в реке или попросту в подмосковном лесу «не потерялся».

Гущин замер, боясь шевельнуться и разрушить настрой Водяного на откровенность и беседу. В голове майора тикал метроном, каждая секунда, потраченная убийцей на рассказ, была для Стаса жизненно ценна.

Постепенно разговор убийцы плавно съехал на любимую тему, скользнул в сторону отца и, вспомнив о нем, Михаил замолчал. Нахмурился и принялся теребить веревку.

— Миш, — привлек к себе внимание майор. — А почему ты не переехал к отцу и мачехе в Москву? Дима же тебя приглашал.

— Откуда ты знаешь? — вскинул голову убийца.