Вода уверенно поднималась: двадцать дюймов, два фута, три фута. Баржи зашевелились, поднялись и поплыли.

Но даже тогда Бюссе думал, что придется драться. Вода поднялась, но не настолько, чтобы человек не мог идти вброд и сражаться. Однако голландцы знали всю силу стихии, которую призвали себе в помощь, и все ограничения, которые она накладывала, а испанцы нет. Все происходящее казалось им каким-то безумием. Сначала было смешно, когда вода не доходила до барьера и огромные гротескные баржи оседали на мелководье. Но потом случилось нечто ужасное и необъяснимое. Барьер рухнул, вода начала медленно подниматься, и эта фантастическая флотилия угрожающе пошла вперед, влекомая по мелководью плывущими и идущими вброд людьми-дьяволами, похожими на каких-то неизвестных амфибий, а над ними свистел холодный дождливый ветер, поднимавший на воде шквал жадных волн. Вальдес здраво рассудил, что баржам едва ли удастся доплыть до самых ворот Лейдена и его люди смогут драться по колено в воде не хуже голландцев. Но его люди думали иначе. Войска охватила паника. 3 октября на рассвете голландцы обнаружили, что испанцы ушли. Спасаясь от наступавшей стихии, они шли по колено, по пояс в воде, неся на плечах свои пожитки. Их пушки так и остались стоять в водоворотах, повозки смыло.

Отчаянная авантюра закончилась победой. Когда вода подошла к воротам Лейдена, они распахнулись, и люди выбежали из своих домов. Мужчины, женщины и дети, бледные, как призраки, с впалыми щеками, бескровными губами и горящими от голода глазами, поддерживали друг друга, чтобы не упасть. Они смеялись и плакали от счастья, глядя, как к воротам подходят тяжелые баржи с зерном и мясом, маслом и хлебом, яйцами, сосисками и сыром. Лейден был спасен, а вместе с Лейденом и вся Голландия.

3 октября выпало на воскресенье. В Делфте в маленькой часовне покинутого монастыря, ставшего его домом, Вильгельм со своей прислугой и горожанами совершал молитву, когда в часовню внезапно проскользнул караульный, стоявший на воротах, и протянул ему депешу, только что доставленную из Лейдена. Он прочитал ее под испытующими взглядами прихожан, вдруг потерявших интерес к призывам к покаянию, и тут же передал большую ее часть на кафедру. На этом служба закончилась, и люди Делфта узнали, что Лейден спасен.

Это был тот самый сигнал, которого они ждали. В последний момент Бог сказал свое слово, и ветер поменялся.

В течение двадцати четырех часов Вильгельм был в освобожденном городе. Не прошло и пятнадцати месяцев после того, как те же самые люди, которые теперь принимали его со слезами и приветственными возгласами, кидали ему в окна камни после падения Харлема. Теперь и он, и они убедились, что страшная катастрофа миновала, и этот первый акт национальной самоотверженности стал предвестником будущего всего народа.

Это был момент для поздравлений, речей, звона колоколов и памятных медалей. Освобождение Лейдена стало тем, что должны были помнить века, но какой памятник нужно было поставить, чтобы достичь этого? В его выборе проявился конструктивный гений Вильгельма. Памятная колонна или отчеканенная медаль значили бы достаточно мало уже через десять лет. Вместо этого он задумал живой монумент, который бы рос вместе с возрожденной нацией, обновляя и обогащая ее национальную жизнь. В честь освобождения Лейдена он основал великий университет, предлагая, таким образом, в разгар войны, насилия и разрушения салютовать тому, что истинно и постоянно, – независимости ума и интеллектуальной свободе, за которые он сражался.

Глава 6

Союзы и конфликты

1574–1577

1

В освобождении Лейдена Вильгельм видел как огромные возможности голландского народа, так и его недостатки. На жертвы пошли все, от богатого бюргера до жены самого бедного разнорабочего, спасавшей единственную кастрюлю из своего маленького домика, затопленного водой. Рыбаки и портовые грузчики стали матросами спасательной флотилии. Грубые, неграмотные, пропахшие дегтем и одетые в лохмотья, как карикатуры Брейгеля, эти люди под началом решительного Бюссо осуществили удивительное освобождение Лейдена. Если Вильгельм опасался, что мужество людей могло дрогнуть, не выдержав обрушившегося на них огромного напряжения, то теперь он знал, что их мужество от этого только крепнет. Но им не хватало образования, дальновидности, политического опыта. Как здравомыслящий политик, он, естественно, не ждал этих качеств от всего населения. Но он хотел бы, чтобы ими обладало большее число представителей среднего и высшего классов, на чьей поддержке базировалась его власть. Да, Штаты были способны проявить героизм, но в то же время они могли неделями и месяцами торговаться и спорить, затягивая рассмотрение дел в своих городских советах и цепляясь к юридическим формулировкам. Они проголосовали за разрушение дамб ради спасения Лейдена, но предварительно обсуждали это в течение нескольких недель.

Городские советы тоже продемонстрировали упрямую недальновидность. Насколько легче было бы Лейдену, если бы его власти обратили внимание на совет сделать запасы на случай осады, данный Вильгельмом в апреле прошлого года. Воспользовавшись пьянящим моментом освобождения, Вильгельм нарушил местные вольности и настоял, чтобы в зернохранилища заложили двухлетний запас зерна и убрали из совета тех его членов, в лояльности которых он сомневался. Бургомистр Адриан ван дер Верф назвал это неконституционным вмешательством. Но к тому времени Вильгельм уже достаточно хорошо знал характер и нужды своего народа, чтобы в момент очевидной необходимости изредка отступать от своих принципов. Ему нужно было решить проблему ведения войны в защиту правительства, договорившись с ним, но так, чтобы не поступиться принципами и не проиграть войну. Никогда в истории эта задача не была легкой.

Помимо постоянных сложностей, вызванных сохранением устройства правительства, которое неизбежно затрудняло его защиту, настоятельной необходимостью было получение помощи извне. Голландцам, необычайно воодушевленным освобождением Лейдена, угрожала опасность стать жертвами распространенного заблуждения малочисленных народов, а именно, что можно бесконечно долго сопротивляться гораздо более сильному противнику. Вильгельм знал, что это не так, и, как бы ни было его людям неприятно закладывать только что завоеванную независимость, защита, которую – пусть даже весьма высокомерно – предлагали им некоторые иностранные союзники, являлась жизненной необходимостью. Вильгельм видел три возможных варианта: Екатерина Медичи, Елизавета Английская и император Максимилиан. На самом деле, рассматривая Максимилиана в качестве союзника, Вильгельм заблуждался. Возможно, это было связано с воспоминаниями о давно прошедших временах, когда он знал Максимилиана и любил его. С тех пор запуганный и сбитый с толку Максимилиан давно перестал проводить какую-либо политику, не санкционированную главой семьи, королем Испании. Оставались Екатерина и Елизавета.

Когда в 1572 году Вильгельм вошел в Нидерланды, план состоял в том, чтобы воспользоваться помощью французских гугенотов. Резня в ночь Святого Варфоломея