– Довериться. – Он прижимает кулак ко рту, тяжело вздыхает и кивает. – И все же я наговорил тебе ужасных вещей. Я всегда стараюсь трезво и правильно смотреть на жизнь. Но это не означает, что я всегда говорю правильные вещи.

Я протягиваю руку. Он крепко сжимает ее.

– Иначе ты был бы одержимым чаем, фанатеющим от истории киборгом на слишком шумном мотоцикле. А это больше похоже на персонажа из комиксов, чем на живого человека. Ты же знаешь, что можешь быть со мной самим собой.

– Я не хочу причинять тебе боль.

– Да, но ты это сделаешь, – говорю я. – А я причиню боль тебе. Но так случается между… друзьями, и это делает тебя человеком. Время лечит любую боль. – Я думаю о Стефани, о том, какую боль мы причинили друг другу. Наше будущее еще неясно, оно далеко не такое постоянное и теплое, как солнце на моих открытых плечах.

Я придвигаюсь ближе.

– Но еще люди могут причинять друг другу более опасную боль. От такой нужно держаться подальше.

– Вот почему ты убежала от меня. Там, в саду.

– Мне нужно было разобраться в своих мыслях и не выпустить на тебя гнев Рейес.

Он вскидывает бровь и указывает большим пальцем в сторону.

– То есть это еще был не гнев?

– Смешно, что ты подумал, будто это был мой гнев.

Он нервно смеется, но становится серьезным, когда встречается со мной взглядом.

– А сейчас что ты чувствуешь? Хоть одна частичка тебя сможет принять мои извинения?

Я киваю.

– Принимаю их вся целиком.

Он улыбается и берет мою вторую руку.

– Хочешь вернуться в «Сову»? Или позволишь отвести тебя в «Ле Кордон Блю»? Показать тебе район?

– Идем.

Но вместо того чтобы встать, он кладет голову мне на плечо.

– Я не причиню тебе опасную боль, Лайла. – Скоро мы пойдем дальше, но не сейчас. Прямо сейчас он теплый, как свитер, и верный, как звезды. И у него множество других опасных качеств, которые мне известны.

Флора остается, когда я предлагаю сварить café con leche и выпить его с pastelitos с гуавой, которые мы приготовили. Она садится на стул и нарезает на толстые куски хлеб, который мы тоже вместе испекли, наблюдая, как я разливаю кубинский кофе в пузатые кружки с вспененным молоком.

– Значит, это будет что-то вроде латте?

– Почти. – Я внимательно смотрю на нее. Флора хорошо сегодня поработала, сделала свои первые pastelitos. И теперь у нее есть шанс попробовать их. Но, замешивая тесто, начиняя и заворачивая их, она была тихой. Большинство девчонок замечают это в других девчонках. Я заметила, но промолчала.

Вместо этого я взяла две кружки, сахар и тарелку pastelitos, что мы отложили для ее семьи. Я разглядываю выпечку – идеального золотистого цвета и слоеная, с достаточным количеством начинки, проглядывающей с боков и центрального разреза. Я мысленно снова в субботнем Лондоне, любуюсь классическим зданием цвета слоновой кости и кирпича, зажатым в ряду смежных домов. «Ле Кордон Блю».

Школа была закрыта, но принадлежащее ей кафе в дворике сбоку ломилось от посетителей. Мы изучали фотографии студентов в их белых с вышитыми эмблемами формах поверх свободных серых штанов. Затем сели под синим зонтиком и без зазрения совести попробовали четыре десерта и выпечку. Такие легкие и воздушные, с резными фигурками из изысканного шоколада пирожные с кремом и фруктами.

– Почему именно эта школа? – спросил меня Орион за миниатюрным лимонным тартом, украшенным крошечными облачками из поджаренного безе.

– Мне особо нечего изучать в кубинской кухне. Но еще столько всего – столько разных техник, которых я не знаю. Как придавать форму сахару и шоколаду и бесчисленное количество других трюков. – Я указываю вилкой на трехслойное пирожное, которое мы делили. Как шеф смог выложить крем так тонко? – Я не знаю, как делать такую выпечку. Это произведение искусства. Кроме того, философия бабушки относительно сладости значительно отличалась от того, во что верит большинство кубинцев, а именно: «добавь еще сахара в сахар».

Орион рассмеялся и прикончил лимонный тарт.

– К тому времени, как открыла «Ла Палому», она уже попробовала несколько французских десертов и заметила, что они скорее насыщенные, чем сладкие.

Орион игриво толкает меня в бок.

– Так бы я и описал твою выпечку, это точно.

– Именно. Дома я не видела причин учиться новому. Но когда оказалась здесь и выбралась из своего уголка в Майами, все изменилось. Это напомнило мне, что мир куда больше, чем мой район, и мои умения тоже должны быть куда больше.

– Как то, что ты делаешь в гостинице? Смешиваешь разные техники?

– Да, только лучше. Например, брать изысканные французские десерты, но добавлять к ним кубинский оттенок. Или английский. Конечно, я всегда буду готовить по своим старым рецептам. Но клиентам нравятся эклектичные сочетания и интересная еда. Для этого мне нужна твоя помощь. Да, в Америке тоже есть школы, но не того калибра, что «Ле Кордон Блю». Лондон – ближайший из городов, где у меня…

Он провел пальцем по моему запястью.

– Где у тебя есть близкие люди.

Я кивнула.

– Школа в часе от «Совы», но дома, те, кто работает в Форт-Лодердейл, тратят на дорогу столько же, и им приходится ехать в более стрессовых условиях. Я могла бы расслабиться в поезде. Почитать, попереписываться или позвонить семье.

Позвонить своей семье? Звонить им, пока они в Майами и ведут мой бизнес без меня? И снова тут нет выбора, от которого всем было бы хорошо. Настанет время, и мне придется решать, кому будет причинена боль. И в обоих случаях я буду одной из пострадавших.

– Мне никогда не говорили оставаться на месте или оставаться в Майами, но это традиция моей семьи. Большинство кузенов и кузин живут с родителями, пока не женятся или не выйдут замуж. Некоторым из них под тридцать.

– Так, значит, это идет вразрез со всеми негласными правилами? Сбежать, и не просто от семьи, а в другую страну. Другую культуру.

– Другую жизнь.

Я оставляю тот субботний день в часе езды на поезде отсюда и возвращаюсь к действительности. Флора держит pastelito в одной руке и намазанный маслом кусок pan Cubano – в другой. Я салютую ей своей чашкой.

– Будь осторожна, девочка, ты превращаешься в кубинку.

Она смеется, но смех выходит слабым; она сверлит взглядом деревянную поверхность стола.

Я макаю хлеб в кофе с молоком.

– Что-то случилось?

– Нет.

– Ясно. – Я разламываю свой pastelito и бросаю короткий взгляд на последний противень, подрумянивающийся в духовке. На пальцах остается масло, а крошки липнут к губам, пока я ем.