Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, мастер.
Взгляд Энки вернулся к людям в клетке, и ремесленник заметил его интерес.
– Занятные зверюшки, правда?
– Нарушили закон?
Рувер пожал плечами.
– Само их существование – нарушение законов Великих. Все дети и потомки наемников. Тьфу! Жуткое дело – не получили ал'сор при рождении. Но род Дадуш окажет им милость и вернет на Путь. Наш мудрый их достал за сущие медяки да на хранение нам оставил. Получат в дар ал'соры низкорожденных, а потом выгодно продадим их. Сестра увидит, что не ошиблась во мне! Эй ты, главное, руки к ним не суй – зубы у них острые…
Один из мужчин в клетке грязно выругался и сделал пару непристойных комментариев о предках Рувера.
– Как я и говорил: дикие животные. – Ремесленник погрозил пальцем людям в клетках. – Довезу вас до города, там с вами и распрощаюсь. А ты иди, парень, работай, иначе ни монеты не получишь. Помогай бревна на просушку грузить. Увижу, что отлыниваешь – сразу выкину. У меня все честно. Кто трудится – тот получает оплату.
Несколько часов Энки вместе с другим работником доставал из бурлящего масла бревна и переносил их на рогатины, глубоко врытые в землю. Там за них принимались другие мастера – покрывали поверхность смолой, защищая от гниения.
День клонился к вечеру. Спина Энки ныла, руки болели, а плечи, на которые приходилось взваливать бревна, походили на помятые сливы. Несколько раз он обжигался маслом и ронял бревно, за что получал выговоры, а заодно и проклятия, которые пропускал мимо ушей.
Что его заботило, так это люди без ал'сор. На жреца они не смотрели и шептались между собой. Судя по внешности, они были родом из восточных провинций, но о большем приходилось гадать. Они не пригибались, как низкорожденные, но и не держались со статью высокородных. Их одежды, простые и практичные, украшали необычные орнаменты, а кто-то носил незамысловатые украшения – бусы или серьги, сделанные из речных камешков.
За час до заката напарник Энки отошел по зову природы, а жрец прокрался к клетке. Рувера не было видно – он обходил ремесленников, чтобы оценить проделанную за день работу.
Люди без ал'сор, увидев Энки, притихли. Ремесленник назвал их дикими животными. Энки же видел совершенно обычную женщину, прижимавшую к груди ребенка, насупленных мужчин, старика, успокаивавшего девушку.
Энки достал припрятанный кинжал и просунул его через прутья клетки. Его подношение приняли без слов – оружие исчезло так быстро, будто его и не было. Чистый лоб мужчины вселял тревогу и… что-то еще. Жрец неосознанно потянулся к собственной ал'соре – нанеси хоть десять слоев краски, ее ни стереть, ни изменить.
– Парень, ты где бродишь? Ты тот еще растяпа, но старался. Бери.
Пыхтя, Рувер наконец-то дошел до жреца и кинул ему тощий мешочек. Внутри было три серебряные монеты.
– И не говори потом, что в моей гильдии не заключают сделки по чести!
– Благодарю, мастер.
– Завтра приходи работать. Может, научишься чему.
– Да, мои умения не помешает отточить.
Проходя мимо ремесленника, Энки изобразил, что случайно споткнулся, и толкнул Рувера, заставляя мужчину оступиться и сделать несколько шагов к клетке.
– Вот неуклюжий дурень!
Мужчина без ал'соры высунул руки из клетки, схватил Рувера и приставил к его горлу кинжал. Ремесленник со свистом выдохнул, глаза его заметались, но закричать он не смел.
– Отдавай ключ.
– Я… да, конечно… Вот… вот…
Со лба Рувера стекла струйка пота. Из кармана он выудил железный ключ и передал мужчине с кинжалом. Другие пленные быстро сориентировались – дверь клетки распахнулась, и они пустились бежать. Когда последний выбрался на волю, мужчина отпустил Рувера и кинулся за остальными.
Рувер, вылупив глаза, смотрел на беглецов, шлепая губами, а потом со всей мочи заголосил:
– Эй, а ну назад! Люди! Во имя Ашу! Кто их загонит обратно, получит двойную оплату! Ловите их, ловите! Вон они бегут!
Обещание двойной оплаты добавило заинтересованности остальным ремесленникам. Отложив инструменты, они бросились вдогонку. Мастера не предполагали, что пленные начнут сопротивляться, – как чего-то вообще можно ожидать от того, кто не следует никакому Пути?
Беглецы остановились и встретили тех, кто решил их поймать, лицом к лицу. Они били противников всем, что под руку подвернулось: камнями, палками, железными прутьями и топорами. Кровь брызгала и разлеталась каплями, как прежде раскаленное льняное масло. Ремесленники, не обученные битве, быстро стушевались и предпочли убраться восвояси – теперь бежали они.
Рувер в суматохе куда-то исчез. Мастера со всех ног устремились к Монетному двору. Люди без ал'сор отпустили их – наскоро собрали ценные пожитки убитых и скрылись в сгущавшейся темноте.
Энки отдали его кинжал – кинжал Шархи, – покрытый алым.
Жрец стоял в одиночестве среди тлеющих углей и остывающих тел. Темнота укрыла несчастных жертв… или, лучше сказать, сообщников тюремщика Рувера? Энки прикрыл глаза. Был ли у этой ситуации другой выход? Без крови, без жертв, без людей, пойманных в клетку?
Звук шагов – кто-то совсем рядом. Энки стиснул украшенную рукоять оружия, приготовившись драться.
– Ты что творишь?! – заорал Шархи, срывая и так охрипший голос. Он оглядел лагерь. – Мне пришлось разыскивать тебя, и тут я вижу это!
– Они пленили людей. – Энки тоже не стал понижать тон. – Я освободил их, и они избрали сражение.
– Мне плевать, что тут произошло. Мы должны действовать вместе, Энки! Не привлекать внимания попусту!
– Ты едва ли мог что-то сказать, Шархи. Ты и сейчас еле на ногах стоишь. Я в силах справиться самостоятельно.
– Да. Но это не значит, что ты должен все делать один! Мы прикрываем друг другу спину, а не доказываем, кто удалее!
– Все немного вышло из-под контроля, – признал Энки. – Нужно было заработать денег на лекарства и кров. Мне рассказали…
– Мелкий брехун! Преступник!
Энки не заметил, как Рувер выбрался из своего убежища. Борода мужчины была опалена, лицо покрыли ожоги. В дрожащих руках он сжимал небольшой самострел. Ремесленник нажал на спусковой крючок, и Шархи оттолкнул друга с пути. Стрела впилась в плечо высокородного.
Трясущийся Рувер перезаряжал оружие.
«Нет, все не может закончиться так, – подумал Энки. – Не сейчас».
Жрец метнулся вперед. Твердая хватка на рукояти кинжала, уклонение от неловкого удара ремесленника и выпад – точный, молниеносный и милосердный. Глаза Рувера закатились, но умер он не сразу. Навыков Энки не хватило, чтобы тотчас оборвать жизнь. Стоны, похожие на вой животного, врезались в память Энки и продолжали гулко отдаваться в ушах даже после того, как Рувер затих.
– Шархи!
Высокородный лежал на