Но что она сестра ратиславльского князя – это правда, а значит, где ей и быть, как не здесь?

– Вот так русалку я поймал! – проговорил Красовит и взглянул на берестяную личину в своих руках.

– А ты не хватай в лесу невесть кого, – отозвалась Лютава. – Хорошо, что я попалась, другая загубила бы совсем.

– Кого ты не загубишь, тому другие не страшны, – буркнул он. – Ну, уж поймал так поймал, не назад же волочь…

И швырнул личину в огонь.

И вот тут морок отступил: земля сгустилась и обрела твердость, душа вернулась в тело, в глазах прояснилось. Лютава хорошо слышала удивленный гомон и крики вокруг, видела устремленные на них десятки изумленных взглядов.

Но нельзя было стоять столбом – раз уж взялся ловить русалок, так доводи дело до конца. Справившись с изумлением, Красовит вновь придвинулся к ней и взял за плечи. Нужно было ее поцеловать, но он был вполне готов к тому, что в его руках эта дева вдруг превратится в волчицу: вытянется морда и покроется шерстью, блеснут звериные зубы под тонкими черными губами… Красовит был зрелым и отважным человеком, привыкшим к опасностям, но сейчас ему понадобилось собрать все свое мужество, чтобы решиться на такую безделицу, как поцелуй. Он почти ждал этого превращения. Но ее лицо не менялось – она лишь потрясенно смотрела на него и пятилась, как от огня.

– Да стой ты! – в сердцах пробормотал он. – Не укушу я тебя!

«Еще кто кого укусит!» – одновременно подумали они.

Лютава взяла себя в руки и замерла: он прав, обряд «обращения русалки» надо довести до конца. Когда он наклонился к ней, ей вдруг стало страшно, сердце ухнуло куда‑то в живот. Он поцеловал ее весьма сдержанно, но она успела ощутить тепло его щеки, борода щекотно прошлась по ее коже, и возникло удивительное чувство близости – при обычных русальих играх ничего такого не бывает. И от этого она растерялась и смутилась, будто тринадцатилетняя девочка, допущенная к этим игрищам впервые в жизни и впервые ощутившая прикосновение чужого мужчины. Сердце стучало, уши и щеки пылали, пробирала дрожь.

– Ты откуда здесь взялся? – стараясь привести в порядок мысли, спросила она у смолянина. – Полюдье ваше вроде как закончилось? Или решили еще походить?

– Решили с вами навеки поселиться, – хмыкнул он. – Рада?

– Себя не помню от счастья.

– Угодил с гостем? – раздался рядом еще один знакомый голос.

Вот теперь уже действительно не помня себя от недоверчивого счастья, Лютава обернулась. В паре шагов от нее стоял Лютомер.

– Князь воротился! – закричал рядом кто‑то, кто опомнился первым. – Братцы, князь наш!

Со всех сторон поднялся ликующий ор. А Лютава, убедившись, что ей не мерещится, шагнула вперед и бросилась ему на шею. Лютомер крепко обнял ее, прижал к себе, приподнял. Лютава прижалась лицом к его щеке, к бороде, крепко зажмурясь, чтобы как можно полнее и ярче чувствовать его объятия. Ее брат вернулся. Загадочные явления еще не получили объяснения, но утратили важность. Теперь все будет хорошо, что бы там ни было.

* * *

– Ты уже знаешь, что умер Святомер? – первым делом спросила Лютава, оторвавшись от брата, но еще держа его за руку через свой длинный рукав.

– Знаю. Я потому и домой заторопился.

Мимоходом Лютава отметила что‑то твердое у него на пальце и повернула кисть, чтобы посмотреть. Неужели он принес Темнозор, который у нее на глазах рассыпался прахом?

Но это оказалось совсем другое кольцо, незнакомое. Серебряное, с небольшим щитком и выбитым на нем черненым знаком, который называется «нива засеянная».

– Это еще откуда? – Лютава в изумлении подняла глаза. – Ты что, обручился?

От этой мысли она мигом вспыхнула: земля покачнулась под ногами, пробрала дрожь. Было чувство, что весь мир на глазах у нее переворачивается вниз ветвями, вверх корнями.

– Нет, – коротко ответил Лютомер.

То, что случилось на самом деле, описать было куда сложнее.

…Еще в Смолянске ему привиделся сон. Точнее, во сне к нему явился старший брат. Их было трое – земных сыновей Велеса, живущих в Яви, в Нави и в Занебесье: Черный Ворон, Белый Волк и Огненный Змей. Наяву Лютомер никогда не видел этого человека и даже не знал, как его зовут, где его дом. Судя по внешности, в нем текло сколько‑то хазарской крови. Но он был высок, могуч и по‑своему красив: широкие темные брови блестели, будто лучший куний мех, густые волосы были так черны, что, думалось, прикоснешься к ним – и на пальцах останется след, как от сажи. Смуглая кожа на вид казалась горячей. В твердых чертах лица читалось нечто нездешнее, степное. Лютомер даже не знал, где старший брат живет в Яви: где‑то в лесостепи, на рубежах славянских и хазарских владений. Возможно, в Саваряни.

В Яви странно было бы увидеть подобного человека, с распущенными длинными волосами, обнаженного, непринужденно сидящего на толстой ветке дуба. Но в Нави не было ничего странного, вернее, странное здесь и было обычным.

– С вестью я к тебе, средний бр‑рат, – сказал он. В его человеческой речи сохранялось раскатистое вороново «р‑р», хотя, возможно, в Яви его речь этой особенности не имела. – До тебя прямо дело касается.

– Что за весть такая? – Лютомер остановился и положил руку на кору дуба.

– Умер‑р он.

– Кто? – У Лютомера похолодело в груди.

Отец? Кто‑то еще?

– Князь Святомер‑р.

Сердце екнуло. Опечаленный вид Черного Ворона говорил о том, что весть эта – горестная, но Лютомер невольно ощутил затаенную радость. Ему эта смерть несла надежду. Не так чтобы живой князь Святомер сильно мешал ему… но все‑таки усложнял то, о чем он теперь уже, избавившись от венка вещей вилы, мог себе позволить мечтать.

А взгляд Черного Ворона – пристальный и осуждающий – говорил о том, что он прекрасно видит эту радость и понимает ее причины.

– Твоя вина.

– Что ты говоришь, братец? – Лютомер положил на ствол обе руки, будто думал взобраться. – Чем я виноват? Меня там и близко не было – и когда его ранили, и потом. Я только от тебя и узнал…

– Руки твои не виноваты. Но он умер‑р, потому ты этого пожелал .

Лютомер помолчал, пытаясь это осмыслить. Старший брат был мудрее его и знал больше.

– Ты… далеко забрался, – отчасти с уважением продолжал Черный Ворон. – Я думал, ты так всю жизнь по лесу и пробегаешь. Особенно как ты венок вещей вилы взял. Я думал, ты выбрал навсегда остаться молодым – жить со своей стаей и не знать другого мира, кроме леса. Дева – это молодость, дикая юность, упоенная своей растущей силой и не знающая узды обязанностей. Дева исполнила бы все твои желания, пока ты желал бы оставаться в молодой стае. Но ты все изменил. Ты взял любовь Девы и сделал ее Матерью. А тем самым ты переменил всю свою судьбу и судьбу тех, кто с тобой связан. Ты заставил реку течь в другую сторону! Теперь твоя покровительница – Мать. Она выведет тебя из Леса и проводит в Дом. Из дикого волка она сделает тебя человеком, князем, хозяином, отцом, дедом… И эта смерть Святомера – первый ее шаг к твоей новой судьбе. Пойдем, – добавил он, видя глубочайшее недоумение в серых глазах своего младшего брата.