Он спрыгнул с ветки, но не пал на землю. В воздухе мелькнуло нечто черное, хлопнули крылья, и вот уже ворон взмыл над дубом и сделал круг, ожидая, пока Лютомер встанет на четыре волчьих лапы.

Бежать пришлось недолго. Дубрава сменилась березовой рощей, и на поляне Лютомер увидел источник – песчаную яму, где бьющие снизу струйки поднимали венчиком мелкие золотистые песчинки, хорошо видные в прозрачной воде. На склоне пригорка рядом с источником сидела женщина в ярком наряде молодухи и кормила грудью младенца. На голове у нее был высокий убор с красными рогами и шерстяной бахромой, и юное свежее лицо под этим убором казалось еще белее и румянее.

Увидев ее, Черный Ворон мигом снизился и принял человеческий облик. Лютомер сделал то же, благо в Нави это не стоило им почти никаких усилий.

Женщина подняла к ним глаза, оба разом поклонились. Лютомер покосился на Черного Ворона: у того был столь почтительный вид, что не оставалось сомнений, к кому он его привел.

Оба осторожно приблизились, будто пробуя с каждым шагом, насколько близко им дозволено подойти к источнику судеб мира. Женщина приветливо улыбалась. На лице ее отражалось утомление, как у всякой матери маленького ребенка, но в то же время оно сияло, будто внутри ее головы жило само солнце, чьи лучи пронизывали кожу, а небо ясной голубизной выглядывало из глаз.

Лютомер смотрел то на нее, то на ребенка. Его было трудно удивить чем‑то даже в Нави, но сейчас он не чувствовал земли под ногами, не чувствовал своего тела, будто растворялся в этом теплом воздухе. Уж слишком мал был даже он, сын Велеса, перед этой силой…

В лице юной Матери он видел явное сходство с той Девой, с которой встретился на поляне в день Ярилы Молодого. Но чем дольше смотрел, тем яснее различал приметы самых красивых женщин, каких знал. Своей матери – княгини Велезоры. Жены Святомера гостиловского – Семиславы. Потом Дивины, Зимоборовой молодой княгини… Мелькнуло нечто общее с Лютавой. Его собственная душа наделяла Мать наиболее желанными для него обликами.

А ребенок… Он смотрел и не мог поверить. На руках у Матери лежала новая Дева. Та самая, что неизбежно появляется, когда прежняя становится Матерью. И он был ее отцом… Он – и Велес. Через Велеса он стал отцом новой Девы, богини будущего. А Велес – через него. И сейчас, глядя на мать и дочь, он не помнил себя и не знал, кто он такой…

– Здравствуй, друг мой желанный! – тихо, чтобы не потревожить задремавшего младенца, проговорила Мать. – Спасибо, что навестил. Хороша ли моя дочка?

Она улыбнулась, и на поляне стало еще светлее.

– Хороша… – каким‑то чужим голосом прошептал Лютомер.

Это был просто младенец, такой же, как бесчисленное множество других – и, как бесчисленное множество других, прекраснейший в мире. В этом круглощеком маленьком личике со светлыми, чуть заметными бровками и закрытыми глазками сосредоточились вся красота, вся сила, все будущее мира. Богиня будущего – в каждом младенце, поэтому каждый младенец – божество. И эта одна из немногих истин, открытых каждому смертному.

– Ты дал мне ее. – Мать приподняла дочку и нежно прижалась щекой к ее личику. – Взамен и я дам тебе все, чего ты желаешь. Дам жену, которую ты хочешь, дам детей, которыми ты сможешь гордиться. И семья твоя будет – все твое племя. А когда жена родит тебе дочь, помни, кто ее сестра…

Она снова прижалась лицом к головке младенца, улыбнулась и поманила Лютомера:

– Подойди.

Он сделал еще несколько шагов. Неужели она хочет дать ему ребенка? Лютомер не знал, как мог бы его взять. Боялся, что не справится с руками – настолько огромным казалось собственное тело, размером во все мироздание.

Но Мать, держа девочку на коленях, сняла с пальца кольцо и протянула ему:

– Возьми. Этим перстнем я с тобой обручаюсь, как ты со мной другим обручился. И пока он с тобой, моя любовь с тобой.

Лютомер протянул руку, видя ее будто издалека. Не вставая, Мать надела перстень ему на палец. На щитке он увидел ромб, рассеченный крест‑накрест на четверти, в каждой из которых стояла точка. Это «нива засеянная», знак плодородия и плодовитости. Знак Матери.

…Очнувшись, он помнил все произошедшее совершенно отчетливо. На пальце было серебряное кольцо со знаком засеянной нивы. Он совершил невозможное: сделала Деву Матерью, стал отцом новой Девы и запустил новый виток бесконечно возрождающейся жизни всемирья. Но вместе с тем он поневоле, о том не думая, переменил и собственную жизнь. Теперь у колодца судеб ждет его не ревнивая мстительница, а любящая мать его ребенка. И она сама направит дороги его земной судьбы из леса – к дому, от стаи – к семье. То, что раньше было невозможным, теперь стало неизбежным.

Приняв венок Девы ради борьбы с Хвалисом и Радомиром, он уже не мог ни остановиться, ни свернуть с этого пути, как не может река остановиться на пути к морю, сколько ни петляй. Дева стала Матерью и властно потянула его за собой – из леса в дом. После этих двух встреч что‑то изменилось в нем самом. Родной дремучий лес вытолкнул своего сына‑волка и сомкнулся за спиной, впереди лежала дорога через чистое поле. Прежние мечты прожить всю жизнь вдвоем с Лютавой, будто в глухой древности, теперь казались далекими, – как сказка, услышанная в детстве, в зимней полутьме. Иная воля вынудила его «переметнуться» – сорвала привычную волчью шкуру не только с тела, но и с самой души.

Его ждет судьба, как у всех людей: жена и дети‑наследники. И Мать не откладывала дела на потом. Еще пока Лютомер был в разъездах, вятичи привезли ему невесту. Лютава рассказала ему об этом, пока они сидели вдвоем на опушке. Вернее, она сидела, а он лежал, вытянувшись на траве и положив голову сестре на колени, душой и телом наслаждаясь покоем и радостью возвращения домой. Что бы там ни изменилось, пока он не знал большей радости, чем встреча с ней.

– Как Святомер на хазар сходил – с успехом?

– Не знаю. Отцы пытались выспрашивать, вятичи уклоняются: мол, приедет князь, ему все расскажем.

– Видать, похвалиться нечем. Хазар воевать – не по ветерью бежать. Сдается мне, разбили их. А Ярко теперь должен эту кашу расхлебывать. Ему сильные родичи как воздух нужны. А мы – сильные. За нами теперь сам смолянский князь.

– Думаешь, поможет, если что?

– Он мне теперь лучше брата родного. Вон воеводу прислал нас от хазар беречь.

– Княже, где ты там! – Брат Бороня замахал рукой от костра. – Иди, посиди с нами, мы тебя с зимы не видали!

Крики и беготня уже смолкли, утомившиеся парни и девки сидели вокруг костра – кто на бревнах, кто на земле, кто друг у друга на коленях. И все слушали – кто бы мог подумать? – мрачноватого смолянского воеводу. Лютава улыбнулась.

– Ты зачем в рощу полез – куда тебе с парнями и девками играть, небось семеро детей по лавкам скачут! – поддела она его, когда Лютомер поведал ей, откуда смолянин здесь взялся.

Не самый юный возраст, темная борода и шапка с шелковым верхом указывали, что он женат, а ловля русалок – забава неженатой молодежи.