чем они увидели вдали городские стены. Проклинавшая издержки возраста Алиенора проделывала остаток пути в конных носилках, и, заслышав крики, выглянула из окна. Молодой рыцарь, посланный известить епископа Лоди о прибытии гостей, вернулся. Конь вестника был в мыле — явное свидетельство спешки.

— Что не так? — спросила Алиенора, подозвав гонца. — Епископ ожидает нас?

— Да, госпожа. Однако вынужден крутиться, как кролик в лисьей норе, — с ухмылкой отозвался юноша. — Он не ожидал, что ему придётся встречать королеву английскую, а также короля и королеву Германии одновременно, но деваться некуда. Генрих фон Гогенштауфен и леди Констанция прибыли на днях в Лоди с большой свитой: чёртова дюжина прелатов, несколько немецких графов, сеньор Бонифаций Монферратский. А рыцарей и воинов столько, что и за полдня не сочтёшь!

Переваривая неожиданную новость, Алиенора откинулась на подушки.

— Выходит, война против Танкреда началась. Странно, почему Генрих не стал дожидаться весны. Немногие решаются на зимние кампании.

— У него срочные дела в Риме, мадам. Его святейшество должен без промедления возложить на него корону.

— Отец Генриха мёртв? — ахнула Алиенора.

— Да, госпожа. Если верить епископу, император Фридрих Барбаросса утонул минувшим летом при переправе через какую-то речку в Армении. Дальше войско в Святую землю повёл его младший сын, но многие из крестоносцев умерли или дезертировали по пути. Генрих узнал о смерти отца только в прошлом месяце и тут же устремился в Рим. Прелат сказала, что, будучи коронован как император, Генрих тут же поведёт армию на Сицилию и потребует передать ему тамошний престол.

Смерть Фридриха обещала стать ударом для Ричарда и прочих участников похода, поскольку Генрих едва ли примет крест, по меньшей мере до тех пор, пока не станет королём Сицилии. Для Танкреда это удар вдвойне, поскольку теперь Генрих способен задействовать в войне против него все ресурсы Священной Римской империи. Эхо гибели Фридриха аукнется по всему христианскому миру. Но начнётся всё в Лоди, с этой случайной встречи матери Ричарда с заклятым врагом их семейства.

— Ну хорошо, — промолвила Алиенора после недолгой паузы. — Вечер обещает стать интересным.

Поскольку Генрих являлся союзником французского короля, было решено не раскрывать перед ним истинной личности Беренгарии. Та согласилась выдать себя за одну из фрейлин Алиеноры. Епископ Миланский знал, что это дочь короля Наваррского, но охотно вызвался уважить просьбу королевы сохранить тайну. Хотя с того дня, как отец Генриха целенаправленно обратил Милан в груду тлеющих руин, миновало почти тридцать лет, но миланцев отличала долгая память.

Расставание Беренгарии с братом было печальным, потому как никто не мог сказать, когда суждено им свидеться вновь. Но она держала грусть при себе и готовилась следовать за Алиенорой при встрече с новым императором и его супругой. Принимая во внимание враждебность Генриха к английской династии, опасалась грядущего. Но когда девушка подняла тему в разговоре с Алиенорой, та рассмеялась. По её словам, они с Генрихом будут держаться при встрече с ядовитой вежливостью, соблюдать приличия, а после станут тщательно избегать друг друга всё время совместного пребывания в Лоди. Сказано это было с мрачной весёлостью предвкушения. Для Беренгарии то было лишнее доказательство того, что ей никогда не суждено понять до конца эту загадочную английскую королеву. «Они не такие, как мы, малышка», — вспомнились слова брата.

Генрих фон Гогенштауфен оказался совсем не таким, каким Беренгария его себе представляла. Среднего роста, он казался ещё ниже благодаря слабому, почти хрупкому телосложению. Лицо его можно было бы назвать привлекательным, не будь оно таким узким, а благодаря белокурым волосам и куцей бородке король выглядел даже моложе своих двадцати пяти лет. Внешностью он разительно отличался от её брата Санчо или суженого Львиного Сердца и на первый взгляд совсем не походил на настоящего венценосца. Но, заглянув в колючие белёсые глаза, она переменила мнение, поскольку увидела в их глубине то, от чего по спине её непроизвольно побежали мурашки.

Подумав, что не хотела бы оказаться замужем за таким человеком, Беренгария одновременно с любопытством и сочувствием посмотрела на его супругу, поскольку тётя Маргарита много рассказывала в письмах о жизни при сицилийском дворе. Констанция д’Отвиль ростом не уступала супругу, и в своём сиреневом платье, украшенном золотым шитьём и мелким жемчугом, выглядела очень элегантной. Волосы её укрывались под накидкой и вуалью, но Беренгария не сомневалась, что королева может похвастаться роскошными русыми прядями, которые так воспевают трубадуры, потому как кожа у неё была молочной белизны, а глаза имели редкий оттенок голубого цвета — две сапфировые звезды в обрамлении золотистых ресниц. Наваррка ожидала встретить в ней красавицу, потому как д’Отвили славились прекрасным обличьем, точно как потомство Генриха и Алиеноры. Однако годы замужества не пошли Констанции на пользу. В свои тридцать с небольшим она казалась болезненно худой, а былая красота превратилась в хрупкую придворную маску. Манеры королевы были безупречны, осанка царственна. Однако Беренгария не находила в этой холодной, надменной даме ни следа от той девушки из писем тёти Маргариты, этого не от мира сего вольного духа, которому посчастливилось расти среди райских кущ.

Как и предсказывала Алиенора, беседа протекала в обстановке ледяной вежливости. Алиенора выразила соболезнования в связи со смертью отца Генриха и услышала в ответ подобающие случаю слова благодарности. Затем они обменялись мнениями о погоде и впечатлениями от перехода через Альпы. Обе стороны выразили согласие, что маршрут германской четы был легче, поскольку перевал Бреннер имеет значительно меньшую высоту, нежели Монженевр. Чопорный диалог затруднялся и благодаря языковому барьеру — пока немецкий Генриха перекладывали на французский для Алиеноры, и наоборот, повисала напряжённая пауза. Напряжённый как струна епископ Лоди начал уже переводить дух, полагая чреватую неприятностями встречу почти законченной, когда Генрих предпочёл вдруг свернуть с вымощенной банальностями колеи.

Его переводчик вскинулся удивлённо, а затем, излагая смысл сообщения Алиеноре, смущённо потупил взгляд.

— Милорд король выражает радость от твоего приезда, госпожа, потому как уверен, что ты не могла дожить до столь почтенного возраста и не приобрести мудрости и житейского опыта, которых так явно не хватает твоему сыну. Он выражает надежду, что ты воздействуешь на английского государя, пока не стало слишком поздно. Его необдуманное решение прижать к груди этого ублюдка Танкреда и даже скрепить сей богопротивный союз, женив своего наследника Артура Бретонского на дочери узурпатора, дорого обойдётся Англии. Если только ты не убедишь Ричарда, что он совершает жесточайшую ошибку.

Беренгария порадовалась, что никто не обращает на неё внимания, потому